Мы дышим свободой, вдыхаем ее кубометрами, и пиво только усиливает ее вкус.
Замечаю, что с момента расставания у Махи заметно испортился характер.
Во-первых, мы больше не живем в отдельном двухэтажном апарте, который я снимала на свои деньги, а ютимся вдвоем с Нифом в одной комнате без телевизора и холодильника (зато с балконом и хорошим наблюдательным пунктом, это ему не понять), а своим «официальным» избранникам, Махе и Полоске, предлагаем либо спать у нас, либо снимать отдельную комнату, но уже на свои.
Во-вторых, я, кажется, забыла дома розовые очки, через которые я глядела на своего ашкыма. Я замечаю, что он невзрачен, глуп, худ и вообще как минимум два раза в день закатывает мне скандалы то по поводу нифовых друзей, то из-за какой-то смешной ерунды, не стоящей выеденного яйца.
Тем временем повсюду идет незримая борьба по окучиванию наших тел и сердец. Ботечка забирает нас на яхту и, не спрашивая нашего согласия, со своим шефом Полканом - парня зовут Волкан, ему 25, нос пуговкой - отчаливает от берега и до самого вечера нас катает, купает, кормит, поит, выкладывает на солнце и разогревает музыкой.
Весь день яхта в распоряжении нас четверых.
Полкан суетится, не зная, как угодить: в нашем распоряжении все напитки, от колы до виски, а на носу он накрывает столик со всевозможными фруктами и закусками. Мы садимся за стол, впиваемся в дыни, сок струится у нас по подбородку, а мимо проплывают счастливые берега: тут и там местные жители устраиваются на пикник, и мы машем им рукой, дети прыгают с дерева в воду и мы радостно улюлюкаем вслед героическим прыжкам. Собственно, я делаю вид, что всего лишь сопровождаю Нифа, однако никуда не скрыться от ухаживаний Полкана.
Он увозит меня на скутере до тихой заводи, где разводят рыбу, и дает потрогать мне скользкие рыбьи спины, а потом взвивается на своем скутере так, что я своим криком распугиваю всех рыб, в жизни не слышавших ничего подобного, и чтобы удержаться, я крепко обхватываю его сильное тело.
Ботечка в это время подробно объясняет Нифу, что у Полкана есть деньги, и если мы будем все вместе, то есть если я останусь с Полканом, то у всех все будет хорошо, если же я отвергну несчастного влюбленного, то и Ботечке с Нифом будет плохо, потому что денег нет ни у кого, гулять будет не на что, и вся надежда только на Полкана.
Ниф глубоко оскорблена.
Причем тут все остальные? Почему надо от кого-то зависеть? Но такова воля шефа, который распаляется час от часу, и пока не знает, как поудачнее ко мне пришвартоваться. Беда, да и только.
Маха звонит уже сотый раз и присылает тридцатую sms-ку, в панике разыскивая свою любовь, но любовь не отвечает на звонки. Полкан не кажется мне привлекательным, и я уже нервничаю из-за Махиных сигналов. Понимаю, что это глупо, но на обратной дороге вступаю в занудные переговоры с Ботей: мол так и так, ты же видел, у меня есть другой. Зачем мне твой Полкан? Мне Полкан не нужен. Ботя совсем не дурак, сплошной ум, честь и совесть, ему и не надо ничего объяснять, он кивает и идет к отвергнутому Полкану. Но тот не верит, что можно любить Маху, а его – нет. Он спускается ко мне и тут я молю всех турецких богов, чтобы мы поскорее вернулись туда, где уже можно встать на землю и куда-нибудь бежать.
Нас отпускают только при условии, что мы вернемся через час. (Мы долго ноем, что должны встретиться с Марусей, она здесь замужем за турком, это прикрытие на все случаи жизни). Я звоню Махе, мы интеллигентно встречаемся с ним в парке, а спустя полчаса заявляем, что должны встретиться с Марусей, которая у нас, как ты знаешь, замужем за турком, и мы, конечно же, останемся ночевать у нее в гостях.
Отметившись у Махи, мы лихорадочно соображаем, куда рванем, стрелок забито масса, но Ниф страдает по Ботечке и мы снова звоним своим мучителям-благодетелям. Они с милицейским взвизгом тормозят около нас спустя десять минут, и мы мчимся, не разбирая дороги, куда глаза глядят.
Только глубокой ночью мы наконец вздыхаем спокойно. Каким-то образом я отбилась от настойчивых проявлений полкановской любви, с ангельской улыбкой перенеся все на ближайшие времена, а Ниф, кажется, поругалась с Ботей из-за его условий и чужих денег.
Впервые чувствую дикую усталость от турецкого пыла, и даже наши любимые диско-пляски в уютной Лагуне не приносят удовлетворения. Я клюю носом над своим волшебным коктейлем с огоньками, персиками, обнаженными дамочками, попугайчиками и еще бог знает чем, но тут нам с широкой улыбкой приносят цветы. От кого? С вами хотят познакомиться. У меня нет никаких сил, хотя и любопытно, кто это приметил нас, таких замученных любовью и отдыхом. Чуть позже, позже, отвечаем мы, и забываем о неизвестных поклонниках.
Ниф встречает каких-то знакомых и на время уходит к ним за столик, я же продолжаю клевать носом, и в конце концов решаю уйти в одиночестве.
По дороге домой я отбиваюсь от наглого турка, который принимает меня за ночную бабочку, услышав от меня пару фраз на турецком. Нет, дорогой! Я не работаю, а отдыхаю!!! Мы смачно посылаем друг друга туда-то и туда-то, а я проклинаю весь этот климат, который делает всех такими озабоченными.
В эту ночь я ненавижу турецких мужчин.
Я еле добираюсь до нашего пансиона, и тут соображаю, что, должно быть, Полоска ждет Нифа у нас в номере. И точно. Он мило похрапывает в нашей кроватке, как у себя дома. Ох, не повезло тебе, бедняга!!! Я срываю на него всех собак, мотивируя свой гнев тем, что это мы снимаем номер (как будто без его помощи), и платим за него мы, поэтому нечего ночевать у нас без нашего ведома! На самом деле, он мне не мешает, но зная Нифа, боюсь, что она придет не одна, а лишние сцены нам не нужны. Полоска молча и стремительно одевается как солдат, и вываливается прямо в ночь (или в утро). Спустя пару минут я получаю от него письменные извинения. И тут меня начинает мучать совесть. Я тоже пишу ему: да это ты прости, сгоряча я это, не обижайся. А он отвечает что-то уж совсем душещипательное.
Я засыпаю, и из меня улетучивается ненужный гнев, обман и жалость.
Мы сидим на нашей любимой дискотеке, я, Ниф, Полоска и Маха. Маха горд, голова его высоко задрана. У него в кармане – два билета в Бурсу. Только что он, краснея от удовольствия, ткнул пальцем куда-то в центр бумажки: смотри, дорогая, «колтук» - это наши места! Я еле сдержала улыбку, можно подумать, что это первый ряд в партере на концерт Таркана! Какая разница, какие места в автобусе??!!! Но ему важно все. Маха не знает еще, что я твердо намерена бросить его при первом удобном случае. И вот, решаю не тянуть быка за рога.
- Я никуда с тобой не поеду.
- ???
- Все. Я так решила.
- !!!
Молчу. На его глаза наворачиваются слезы. Делаю вид, что мне это совершенно безразлично.
- Мемет! Ниф! Пожалуйста, умоляю, скажите ей! Я мечтал об этой поездке всю жизнь!
Ниф театрально поджимает губы. Полоска молчит и отворачивается. Они только и рады довести бедную Маху. У каждого свои причины. Полоску раздражает махин выпендреж, Ниф давно видит моим спутником кого-то другого, поумнее и постарше.
Маха плачет. Его светлые глаза красны, и он похож на кролика.
Строевым маршем мы с Нифом выходим на танцпол.
О, шанс! Кроме нас, на площадке из девушек – никого!
Десятки турецких парней. Мы быстро оцениваем выгодную ситуацию. В эту секунду наши ноги, прически, возраст и длина ресниц – не имеют значения. Мы – королевы. Выражения лиц – подобающие. Полоска быстро спохватывается. Махины слезы высыхают. Переглянувшись, наши бросаются в эпицентр. Поздно. Мы делаем вид, что незнакомы.
Затоптали ногами дохлую моногамию!
Вот парадокс: местные бабы не имеют права даже гулять по вечерам, а мы летаем и резвимся в разреженном воздухе свободы. Нигде больше нет такого чувства легкости и невесомости. Словно выключили из розетки атмосферный столб.
Здесь я – удовольствие и тело, а дома сила тяжести выдавливает из меня бесполый дух.