Машина с грохотом остановилась. Фэрроу нажала на ручной тормоз перед знаком, запрещающим парковку.
Я схватился за ручку двери, подавляя рык. Вокруг было пустынно, Приус был единственной машиной в кромешной тьме.
Я смотрел на ее профиль, пока мой пульс приходил в норму. Как слиплись ее ресницы от дождя.
Мой телефон жужжал в кармане, сообщение за сообщением. Без сомнения, от Эйлин.
Я не мог заставить себя беспокоиться. Для женщины, которая утверждала, что ей не нужны романтические отношения, она слишком часто искала меня, чтобы мне это нравилось.
Фэрроу повернулась ко мне лицом.
— Посмотри на себя.
Она взяла мои руки в свои. Мои руки тряслись так сильно, что ударялись о центральную консоль и сиденье.
По шее поползло тепло, согревая щеки и уши. Я был смущен, и напуган, и взбешен, и жив. Настолько живой, что задыхался от избытка кислорода.
Никогда раньше я не выходил так далеко из зоны комфорта. Для меня войти в незащищенную машину было равносильно прыжку с самолета без парашюта.
А войти в нее под дождем? С таким же успехом можно было попросить меня сначала перерезать себе вены.
— Кто тебя обидел? — Она смотрела на меня ангельскими глазами, которые видели добро там, где его не было. — Кто сделал это с тобой? Почему ты такой?
Я уставился на деревья впереди, наблюдая, как они раскачиваются, словно молящиеся на бдении.
— Я не из тех, кто говорит о своих чувствах.
— А я не из тех, кто трахается с боссом. — Она сжала мою руку, успокаивая меня по-своему. — Мы оба не в своей тарелке. Давай поговорим.
И в этот момент, когда мне казалось, что лес поглотит мой секрет и унесет его в могилу, я решил совершить тактическую ошибку, но только ради того, чтобы угодить этой женщине.
Я передвинул не тот камень.
— Когда мне было 12, мы с папой забрали его подарок для мамы на годовщину. Кулон.
Ее глаза расширились.
— Другой кулон в наборе.
Я кивнул.
— Когда мы возвращались, грузовик врезался в нашу машину и перевернул ее. Папа закрыл меня своим телом и умер.
Я — единственное солнце в мире, которое приносит тьму.
— Зак…
Я перебил ее, произнося четкие, ровные гласные.
— Но у него не было привилегии умереть мгновенно. Грабли пронзили его тело, превратив его смерть в медленное и мучительное испытание. Все это время он наблюдал за мной, его глаза становились все более красными, а лицо — все более синим.
Фэрроу вздохнула, но ничего не сказала.
Я продолжил.
— Я видел, как он теряет свою жизнь в реальном времени.
Даже сейчас я вижу, как он умирает на моих глазах. Мне не потребовалось много усилий, чтобы вызвать этот образ.
Желчь поднялась к горлу. Я сглотнул ее, заставив себя выплюнуть все остальное, что произошло.
— Из-за того, что машина опрокинулась, бензин просочился в двигатель. Им пришлось разбирать машину по частям, прежде чем они вытащили меня. Несколько часов мертвое тело отца лежало поверх моего, и его кровь капала на меня.
Фэрроу крепче сжала мою руку, побуждая меня продолжать.
— Сначала кровь лилась на меня, как поток. Но, в конце концов, она замедлилась до капель, время от времени брызгая мне на лицо. Я даже не помню последних слов отца. — Я сглотнул, зажмурив глаза, зная, что это не сотрет воспоминания, но желая этого. — В тот день шел дождь. Было так холодно, что папа, наверное, почувствовал это в своих костях, когда делал последний вдох.
Воздух с шумом покинул ее легкие.
Я знал, что она жалеет меня. Как и большинство людей. Именно поэтому я отказывался кому-либо рассказывать об этом. Даже психотерапевту, к которому меня отправила Селеста Айи, пока мне не исполнилось шестнадцать.
Даже Ромео и Оливер узнали о случившемся только из СМИ и от мамы.
Фэрроу прошептала, не отпуская моей руки:
— Водитель был пьян?
— Нет. — Я откинул голову на подголовник, вода просачивалась в мое тело сквозь промокшую одежду. — Это самое ужасное. Он вовсе не был пьян. Он не был злодеем. Просто переутомленный отец пятерых детей, который потянулся за кофе в подстаканник и потерял контроль над машиной.
Большой палец Фэрроу поглаживал тыльную сторону моей руки, совершая крошечные круговые движения.
Я сжал свободную руку в кулак, впиваясь ногтями в ладонь.
— Он превысил скорость, чтобы пораньше закончить последнюю работу. У его ребенка был сольный концерт. Он сразу же признал свою вину. А потом написал нам письмо с извинениями.
Мне пришло в голову, что Фэрроу тоже потеряла отца в результате несчастного случая. Я взглянул на нее, гадая, подействует ли на нее известие о смерти отца.