Не было ни единого шанса, что Андраш не видел этого. Если только он не взял длительный отпуск на Марсе.
Осьми покачала головой и повернулась ко мне лицом. По ее щекам текли настоящие слезы.
Ярость кипела в моих пятках, накаляя меня с ног до головы.
— Фэрроу, перестань плакать, — прорычал я.
Приказ размазался по стенам, как липкая смола.
Я не привык к такому. К… чувствам.
А с Фэрроу я чувствовал.
Все время, черт возьми.
Как ужасно неудобно. Я ненавидел это.
К моему ужасу, рыдания Фэр становились все громче.
Ее вопли впивались когтями в мою грудь, разрывая плоть в клочья.
— Ты не понимаешь. — Она упала на колени, наклонив голову, чтобы я не мог видеть ее лица. — Всю жизнь у меня не было ничего особенного. Ни семьи. Ни дома. У меня была одна вещь — мечта. Цель. Олимпийская трасса.
Ее тело вибрировало от рыданий.
— Я посвятила все свое существо этому моменту. Я мечтала об этом каждую ночь. Желала его каждое утро. Прочитала все книги, изучила все техники… — Она обхватила руками колени, уткнувшись в них лицом. — Без этой цели я больше не знаю, кто я.
Я подошел к ней и тоже опустился на ковер, обняв ее за плечи. Я даже не заметил, что теперь легко прикасаюсь к ней. Что я позволил ей лечь ко мне на колени — не для того, чтобы помочь себе, а чтобы помочь ей.
И мне захотелось прикасаться к ней снова. Часто.
— Послушай меня, Фэрроу. — Я подтолкнул ее подбородок кончиком пальца. — Фехтование — лишь один из многих слоев в тебе. Ты не сводишься к одной мечте. Ты боец. Бизнесвумен. Дочь. Моралист.
Ее глаза прижались ко мне, блестя от слез, как два отполированных сапфира.
Я закатил глаза.
— В какой-то степени приличный игрок в Го.
Она фыркнула, на ее губах заиграла крошечная ухмылка.
— Фехтование никогда не определяло тебя, Осьми. — Я смахнул слезы большим пальцем. — Оно дало тебе дом, когда ты в нем нуждалась.
Но теперь у тебя его нет.
У тебя есть мой.
Господи. Откуда это взялось?
Я прогнал эту мысль, как только она появилась, и схватил Фэрроу за плечи.
— Ты больше не беспомощный ребенок. Ты способная. Компетентна. Умопомрачительно умна. Скоро ты уничтожишь Веру. И она это знает. Сдать тебя прессе? Это проявление слабости. Она первая моргнула, Осьми.
Фэрроу упала на спину, схватившись за живот. Я нахмурился, гадая, что в моих словах показалось ей смешным.
Произошло нечто странное. Воздух из вентиляционного отверстия пощекотал мне ухо, и по шее пробежал холодок.
Это было… холодно?
Я не чувствовал холода уже много лет.
Я вообще ничего не чувствовал много лет. Это ощущение холода в то время, как Фэрроу испытывает все эмоции под солнцем, казалось мне кульминацией моего существования.
Фэрроу начала икать, но смогла остановиться на секунду, чтобы сказать:
— Кто бы мог подумать, что именно ты будешь выступать с ободряющей речью? — Она вцепилась в свою толстовку, ее плечи тряслись. — Серьезно, я уже несколько часов жду, когда Ари проснется.
Я поджал губы, не обращая внимания.
Но она все равно не могла перестать смеяться.
Я направился к двери, не торопясь, давая ей возможность остановить меня.
Она так и сделала.
— Подожди. — Снова хихиканье. — Тебе когда-нибудь говорили, что ты можешь быть настоящим джентльменом, когда захочешь?
— Боже, нет. — Я повернулся, подняв на нее бровь. — И не говори остальным. Это больше не повторится.
— Зак?
— Да, Осьми?
— Расскажи мне что-нибудь интересное об осьминоге.
Мне не пришлось долго думать. Я хранил эти забавные факты в своем мозгу специально для нее, потому что знал, что ей они нравятся.
— Осьминоги — настолько умные, мозговитые существа, что, лишенные умственной стимуляции, они настолько расстраиваются, что прибегают к аутофагии и поедают свои собственные придатки.
Она моргнула и уставилась на меня, наклонив голову.
— Я спрошу еще раз — не могла бы я быть котенком?
— Нет.
— Почему?
— Потому что ты эффектная, умная и не такая, как все. Не клише.
Она поджала нижнюю губу, по щекам пополз восхитительный розовый цвет. Ее дыхание стало тяжелее.
Мы вступали на путь, который должен был закончиться полным разрушением.
— Зак? — снова спросила она.
— Да, Осьми? — ответил я.
— Что будет дальше?
— Для моего следующего поступка… — Я схватил ее за руку и помог подняться. — Я сожгу весь мир ради тебя.
52