— Это не его настоящая воля, — прошипела я сквозь стиснутые зубы. — Это главная причина, по которой я хочу оспорить его. Она испортила его наследство и лишила его последних желаний.
Он схватился за голову, словно думал, что она взорвется.
— О чем ты говоришь?
— Она сама составила этот документ.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что я знаю своего отца. Это не его воля. Я знаю это сердцем. В своих костях.
В завещании, зачитанном во время оглашения завещания, его коллекция произведений искусства была отнесена к разным вещам. Предметы должны быть проданы с аукциона, а вся прибыль передана Вере Баллантайн.
Картина, которую папа поклялся никогда не продавать, даже если бы сам президент встал на колени, чтобы ее выпросить.
Скульптура носа, из-за которой, как он настаивал, начнется Третья мировая война, так как она напоминала ему ту, которую он передал мне.
И кулон, который он обещал подарить мне на свадьбе, когда поведет меня к алтарю.
Я не просто не верила завещанию. Я отказывалась в него верить, потому что, если бы я поверила, это означало бы, что все обещания, данные мне отцом, были ложью.
А мой отец не был лжецом.
— Какое это имеет значение? — Андраш взмахнул руками. — Все кончено. Прошло почти два года. Сосредоточься на том, что ты можешь изменить.
— Я могу это изменить. — Я сжала кулаки по бокам. — Мне не нужно ложиться и принимать это.
— Если ты проведешь время с этим мистером Саном, то лежать и принимать это станет твоей основной позицией, te bolond (пер. дурочка), — прорычал он, расстегивая свой фехтовальный костюм.
Стоп.
Подождите. Отбой. Перемотайте назад. Поставьте телевизор на паузу.
Андраш, по сути, только что назвал меня шлюхой.
Для начала — шлюха — это просто женщина, которая знает, что ей позволено все, что и мужчине. А во-вторых, мне не нужно было это принимать.
Я выпрямилась и заговорила как можно медленнее, стараясь, чтобы мои слова впитались в его череп.
— То, что ты только что сказал, не нормально. Совсем.
— То, что я только что сказал, — правда.
Я никогда раньше не видела его таким оживленным. Это была не ревность. Андраша никогда не волновало ничего, кроме фехтования. И даже тогда он ставил меня на первое место.
С тех пор как я вернулась из Сеула, разрушенная и опозоренная, он сшивал меня по кусочкам, делая столько всего за кулисами, что я знала, что никогда не пойму всего масштаба его усилий.
Но он плохо владел словом, а некоторые вещи было неприемлемо говорить.
Я скрестила руки.
— Я бы хотела получить извинения.
Неважно, что я считала Андраша вторым отцом. И то, что его слова, скорее всего, были вызваны заботой.
— Ты что, не слышишь слухов? — Он удвоил голос, жестом указывая в сторону толпы богачей по другую сторону стены. — Закари Сан и его друзья умеют только брать, использовать и злоупотреблять. Он плейбой. Он никогда не будет воспринимать тебя всерьез. Он может помочь тебе в чем-то сейчас, а потом перестать, когда ты ему надоешь.
Он был прав.
Зак сам так говорил.
Я была пластырем. Лекарством. Противоядием.
Ничего больше. И ничего меньше.
Средство для достижения цели.
Я задрала подбородок.
— Я уже большая девочка.
— Ах, но ты все еще девочка. — Андраш потрепал меня по носу, глядя на меня сверху вниз. — Сделай себе одолжение и хоть раз в жизни послушайся взрослого. Эта история с мачехой должна быть похоронена вместе с твоим покойным отцом. Он бы хотел, чтобы ты с ней помирилась, Фэр. Он хотел бы, чтобы ты начала все с чистого листа. Выбери мир, а не войну.
Не я выбрала войну.
Меня втянули в нее, пиная и крича.
Я покачала головой. Следующее занятие с Заком начиналось через десять минут. Я сомневалась, придет ли он вообще, учитывая все обстоятельства.
— Мне нужно идти. — Я затянула ремень сумки на плече. — Спасибо за совет, но я пойду.
Я повернулась на каблуке и пошла к женской раздевалке. Как только я протиснулась в дверь, я рухнула на безлюдную скамейку и зарылась лицом в руки.
Все в порядке.
Ты в порядке.
Зак Сан — твой билет к искуплению, а ты никогда не уклонялась от отношений на одну ночь.
Это не грязно. Это не неправильно. И это не закончится тем, что твое сердце рассыплется на лыжне, пронзенное саблей.
В том-то и дело, что я выросла в среде, где не было человеческой привязанности. Я находила ее везде, где только могла, — в том числе и особенно в сексе на одну ночь.