Ведь она не проживет еще десять лет.
Временами, порою на несколько месяцев, Филин отступал в укромное место глубоко внутри него. В такие дни он почти готов был поверить — все злодеяния Филина ему пригрезились. А иногда, как сейчас, он чуял, что Филин живет у него внутри. Он видел голову Филина, желтые омуты его глаз с угольками зрачков. Он ощущал, как когти Филина впились в ветку дерева. Стало щекотно, значит, Филин распушил внутри него свои мягкие перья. Обдало воздухом, значит, машет крыльями — спикировал на свою добычу.
Вид Лауры заставил Филина сняться с насеста. Почему он так долго тянул, прежде чем подобраться к ней? Филин требовал ответа, а он боялся сказать. Не потому ли, что после убийства Лауры и Джин, его власть над жизнью и смертью исчезнет вместе с ними? Лаура должна была умереть еще двадцать лет назад. Но та ошибка освободила его.
Тот промах, тот удар судьбы преобразил его — он перестал был нытиком, который выдавливал из себя: «Й-й-й-яаа ф-ф-фффиииил-л-л-лииин-н-н, я ж-ж-жив-в-в-вву на д-д-д-д-д…» — он стал Филином, могучим и беспощадным хищником.
Кто-то разглядывал его бейдж — очкарик с жидкими волосами, в умеренно дорогом темно-сером костюме. Затем мужчина улыбнулся и подал ему руку. «Джоэл Ниман», — представился он.
Джоэл Ниман. Ну конечно! Он играл Ромео в школьном спектакле. Это о нем Элисон написала в своей колонке: «К всеобщему удивлению, Ромео (он же — Джоэл Ниман), умудрился вспомнить большинство своих реплик».
— Ты завязал со сценой? — спросил Филин, улыбнувшись в ответ.
Ниман поразился.
— А у тебя хорошая память. Думаю, что театру неплохо и без меня, — сказал он.
— Я помню, как Элисон написала о тебе в рецензии.
Ниман рассмеялся.
— Помню-помню. А я вот как раз собирался сказать ей, что она оказала мне услугу. Я выучился на бухгалтера, так что все к лучшему. Ужасно жаль ее, верно?
— Ужасно, — согласился Филин.
— Я читал, сначала это сочли убийством, собирались расследовать, но сейчас в полиции уверены, что она ударилась об воду и потеряла сознание.
— Что ж, значит, в полиции болваны.
Джоэл Ниман выразил любопытство:
— Ты считаешь, что Элисон убили?
Филин внезапно осознал, что слишком разошелся.
— Судя по тому, что я читал, она нажила себе немало врагов, — сказал он, взвешивая каждое слово. — Так что все возможно. Может, полицейские правы. Не зря постоянно предупреждают: не купайтесь в одиночку.
— Ромео! Мой Ромео! — раздался пронзительный вопль.
Марси Роджерс, игравшая в школьном спектакле Джульетту, хлопнула Нимана по плечу. Он обернулся. У Марси все те же каштановые кудряшки, но сейчас пряди кое-где золотились. Она приняла театральную позу.
— Весь мир должен влюбиться в ночь.[8]
— Глазам не верю! Джульетта! — воскликнул Джоэл Ниман, сияя от радости.
Марси мельком глянула на Филина.
— Здрасьте.
Повернулась к Ниману.
— Тебе нужно познакомиться с моим Ромео по жизни. Пойдем, он где-то в баре.
Отбракован. Так же, как раньше в Стоункрофте. Марси даже взглянула на его бейдж. Он ей неинтересен. Филин огляделся. Джин Шеридан и Лаура Уилкокс стоят у барной стойки. Он изучал профиль Джин. В отличие от Лауры, она из тех женщин, которые с годами выглядят лучше. Несомненно, сейчас она совсем другая, лишь черты лица остались прежними. Изменились осанка, голос, манера держаться. Конечно, ее волосы и одежда уже не те, что раньше, но все же основные перемены не внешние, а внутренние. В детстве она стеснялась своих скандальных родителей. Случалось, что копам приходилось надевать на них наручники.
Филин подошел к барной стойке и взял тарелку. Похоже, он осознал причину своего двойственного отношения.
Джин. За время учебы в Стоункрофте она несколько раз обошлась с ним по-дружески, например, когда его не взяли в футбольную команду. Помнится, на последнем курсе, весной, он даже хотел назначить ей свидание. Он был уверен, что она ни с кем не встречается. Иногда, теплыми субботними вечерами, он прятался за деревьями в парке, куда обычно после кино съезжались машины с парочками. Он ни разу ни с кем не видел Джин.
Прочь мысли о хорошем, слишком поздно останавливаться. Несколько часов назад, глядя, как она входит в отель, он наконец-то решился убить ее. Внезапно он понял, почему принял это решение. Его мать говорила: «в тихом омуте черти водятся». Может, Джинни и была с ним любезна пару раз, но, скорее всего, она лицемерка, наподобие Лауры — тоже насмехалась над несчастным дурачком, который мочился в штаны, распускал нюни и заикался.