На фоне звездного неба силуэт камня читался ясно, как днем, и найти те самые три выступа, по которым можно было взобраться на самую маковку, не составляло труда. Их когда-то показал мне Ясон. Здесь я прятала украденное из дома вино и сушеные абрикосы. Мама делала вид, что не замечает пропажи.
Я сделала первый глоток, закрыла глаза и подставила лицо под холодный луч луны. Бесполезно было прятаться от воспоминаний, бесполезно было пытаться замести их словно мусор, под покров ежедневных тревог и нужд.
С годами я стала все реже уходить по вечерам из дома, чтобы отдаться своей печали. Я уже и сама понимала: судьба первой любви – остаться полустертым воспоминанием. Загорелый синеглазый мальчик стал частью моего детства, ушедшего навсегда и безвозвратно.
Из-под опущенных век по щекам медленно поползли слезы. Не смотря на все старания забыть, я слишком хорошо помнила лицо Ясона.
О, это ошалелое от любви и счастья лицо. Конечно, мы были обречены. Подобной любовью могут любить друг друга Орфей и Эвридика, Дафнис и Хлоя, Персей и Адромеда на полях Элизиума, но не мы, простые смертные.
Боги дали мне его, и боги же отняли. Это было неизбежно. И все-таки, как же это было несправедливо. Уже не сдерживая себя, я громко всхлипнула и что есть сил ударила кулаком по камню.
- Не отбей руку, Мея.
Я вздрогнула, открыла глаза и посмотрела вниз прямо в облитое лунным светом лицо. Темные волосы, мягкими завитками обтекающие лоб и виски. Задиристая и нахальная ухмылка.
Ясон.
Я слишком далеко ушла в прошлое, раз не расслышала шорох гальки под его ногами. Сдерживать недовольный вздох не стала. В конце концов, он просто подумает: я злюсь оттого, что он нарушил мое уединение. Хотя на самом деле, все было гораздо серьезнее.
Я злилась на время, которое было так нелепо, незаслуженно щедро к нему. Была какая-то несправедливость в том, что, забрав у меня юного любовника, беззаботного и веселого, как дельфин, оно привело обратно мужчину, чью физическую мощь не скроешь ни кошачьей ловкостью движений, ни обманчиво лукавым взглядом.
Сейчас его глаза казались черными ямами, но я-то знала, что на самом деле в них клубится ультрамариновая бездна, и мне ни в коем случае нельзя в нее заглядывать.
- Не называй меня так.
Мой протест, видимо, рассмешил его:
- Да ладно, тебе же это нравилось.
- Мне тогда было пятнадцать лет.
Он усмехнулся и покачал головой:
- А мне восемнадцать. Хорошие были времена. Помнишь?
Лучше бы я забыла.
- Мне уже не пятнадцать, Ясон. Прошло восемь лет. Я изменилась.
- Я вижу.
Он действительно видел в темноте. Истинный потомок листригонов, он нырял на глубину тридцать метров без акваланги и фонаря. Для меня, унаследовавшей кровь ахейцев и колхов, эта способность казалась непостижимой.
- Ты тоже изменился.
Он кивнул, признавая очевидную истину. Я глубже пустила корни в землю, он же теперь полностью принадлежал морю.
- Восемь лет действительно большой срок. И нам есть, о чем поговорить. Просто как старым друзьям.
Наверное, он еще не успел узнать, что были вещи, из-за которых мы никогда больше не сможем чувствовать себя друзьями.
- Да, ты задолжал мне объяснения, Ясон. И у меня много вопросов.
Странно, но его смех прозвучал совсем невесело:
- Я знаю, уж поверь. И все же ты моя прежняя Мея. Красивая и гордая… и вредная.
Ты тоже, хотелось ответить ему. Тупой самодовольный балбес.
- Ты ничего на самом деле не знаешь обо мне, - жестко ответила я.
А он… он просто протянул руки вверх:
- Иди сюда и расскажи.
Не в силах сдерживать обиду, я швырнула в него бутылку. Ловко поймал, поставил у ног и снова поднял руки:
- Иди на ручки.
- Иди на ручки.
Дома уже все стихло. Родители заснули, а братья, скорее всего, уже удрали на ночные гулянья через окно своей комнаты. Я собираюсь сделать то же самое.
Осторожно отдергиваю занавеску, высовываюсь до пояса из окна и вижу стройный силуэт, отделившийся от высокой тени орехового дерева.
- Давно ждешь?
- Буду ждать, сколько нужно, - шепчет Ясон и раскрывает свои объятия, - иди на ручки.
Я перекидываю ноги через подоконник и, зажмурив глаза, лечу к нему на грудь.