- Афродиту?
- Трудно сказать. Думаю, это была Дева, которой поклонялись тавры.
Да и Девой называть ее стали лишь с легкой руки ахейцев. То божество, которое я вернул в подводный храм само по себе было воплощением щедрого плодородия и материнства.
- Где она теперь?
- Посмотри вниз. Видишь что-нибудь?
Медея послушно свесилась за борт, всматриваясь в фиолетовую глубину.
- Нет… - доносилось до меня ее бормотание. – Ничего… Ой! Вижу!
- Что?
Я затаил дыхание. До сих пор Богиня явилась только мне и Тесею. Больше о голубых огнях под водой никто в Ламосе не слышал. Если она признает Медею, значит наш брак действительно священен.
- Огонек. Такой странный. Голубой. Ой. Еще один. Ой!
Она откинулась назад и засмеялась. Почти перед ее лицом из воды выпрыгнул дельфин. Окатил нас фонтаном брызг и скрылся из глаз. Затем высунул хитрую морду, фыркнул и опять пропал.
- Что это было?
- Это огни Богини. С ними можно попасть в ее храм. Просто нужно задержать дыхание минуты на две. Ты сможешь.
- Ты что, - она приподняла бровь, - собираешься тащить меня под воду?
- Нет. – Я покачал головой. – Просто хочу, чтобы ты знала. Здесь всегда можно найти убежище. Богиня защитит и поможет.
Медея подняла с пола флягу с вином и тонкой струйкой вылила его за борт.
Гимны слагать не устану бессмертной и светлой богине.
Ты, Афродита Понтия, как царила, так и царствуешь ныне…
Знал бы тот забытый поэт, насколько вещими окажутся его слова. Уже включив двигатель и медленно отходя к фарватеру, мы смотрели, как удаляется голая скала с вознесенным над ней крестом и скрытым в недрах древним святилищем.
Перед входом в бухту я снова остановил баркас.
- Медея?
- Что?
Она повернула ко мне бледное задумчивое лицо. Пропитавшиеся морской солью волосы ее потяжелели и стекали на плечи, словно вышитый золотом платок. Глаза таинственно мерцали, словно отражая морские огни, а губы цвели розовым цветком.
Если бы ты знала, как я изголодался по тебе, моя маленькая.
- Выходи за меня замуж.
Она усмехнулась и покачала головой:
- Тебя послушать, мы и так женаты.
- Нет, Медея. – Я шагнул ближе и положил руки ей на плечи. – Я хочу вместе с тобой принять благословение твоих родителей, поцеловать икону, посадить тебя на белую лошадь и под звуки бузуки отвезти в церковь. Стоя под золотым венцом, я дам клятву любить и беречь тебя всю жизнь. И с этого дня ты до утра будешь спать на моей руке, подаришь мне новых сыновей и дочерей и вместе со мной встретишь старость.
В ответ она зябко поёжилась и обхватила себя за локти.
- Ясон… я и забыла, каким убедительным ты умеешь быть, когда захочешь.
- Очень хочу, сердечко мое. Больше всего на свете.
- Я не знаю… не знаю.
Легко коснувшись губами ее лба, я отпустил Медею и отстранился.
- Понимаю. Я подожду. А потом спрошу снова. Через месяц, через год, через десять лет. Ничего не изменится, Медея, я всегда буду рядом с тобой.
Больше мы не говорили.
Уже стоя на пирсе, Медея сняла с себя мою куртку и протянула мне.
- Оставь, потом заберу.
- Не надо. На берегу тепло. А теперь… - она лукаво улыбнулась, - … мое предложение. То есть приглашение.
Да? Очень интересно. Я смотрел на нее, как собака на кусочек сахара, и ждал.
- Родители приглашают тебя на ужин.
Кажется, я даже слегка вспотел. Анастас Ангелис решил простить мне мои прегрешения? Медея подтвердила мою догадку:
- Вообще-то, сначала папа хотел просто с тобой поговорить. Знаешь, этой историей с виноградником ты его, конечно сразил. – Я скромно умолчал, что как раз делал главную ставку на цепкую крестьянскую хватку Анастаса Ангелиса и его беззаветную любовь к виноградной лозе. – Но мама сказала, что на голодный желудок не разговаривают… - Да уж, тетя Гликерия, как никто, знала своего мужа, - … и обещала запечь барашка.
Барашка? Ради меня?
- Приду обязательно. Передай поклон родителям. Я польщен и благодарен.
Я уже соображал, где лучше взять ракию. Анастас, конечно, гонит свою, но ту, двойной очистки, настоянную на меду и травах, что делает Миша Констанди, даже он оценит. Как и красную феску с черной шелковой кистью, купленную для него в Афинах. А тетю Гликерию ждет шелковая шаль из настоящего валансьенского кружева. А Яшку с Гришкой – пара подзатыльников, если они начнут отпускать свои дурацкие шуточки за семейным столом.