- Кажется, я догадываюсь, что это за дела. У тебя засос на шее.
- Что?
Посмотреть в зеркало я не успела, потому что мама громко расхохоталась:
- Вообще-то, ничего нет. Но спасибо, что подтвердила мою догадку.
- Ма, ну ты же взрослая женщина. Что за шуточки?
Мама развеселилась еще больше:
- Ах, девочка моя. Быть взрослой так скучно. Я взрослеть не собираюсь и тебе не советую.
- Договорились.
Как же мне повезло с родителями. Папа, такой серьезный и ответственный, и мама – веселая, смешливая, никогда не унывающая. Что было бы со мной, не поддержи они меня тогда, восемь лет назад, когда я рыдала в туалете с тестом на беременность в руке? Что было бы с моим мальчиком?
- Мам…
Уже стоя в коридоре, она обернулась:
- Что?
- Я так вас люблю. И тебя и папу.
- Мы тоже тебя любим, астераки му (34).
Дверь за ней тихо закрылась, и когда латунная ручка вернулась на место, я повалилась на спину, все еще прижимая к груди собранные в охапку платья.
Ты права, мама, я так и не стала взрослой. Я все та же пятнадцатилетняя девочка, которая впервые поцеловалась со своим любимым в сарае, где хранились старые винные бочки. И тело мое до сих пор ноет от желания прижаться к его твердой груди, как в тот вечер, когда он впервые снял с меня одежду.
Видимо, мне никогда не заглушить эти воспоминания, потому что они вмиг ожили и запорхали бабочками в животе, и теперь я была не в силах сопротивляться им. Просто лежала и трогала кончиками пальцев свои губы, почти физически ощущая ту печать, что наложил на меня Ясон. Один раз и навсегда. До конца жизни моей.
(34) Астераки му (греч.) – звездочка моя
Глава 19
ГЛАВА 19
ЯСОН
Из всех предусмотренных мной вариантов судьба выбрала самый плохой. Именно так я и подумал, когда в круг света от стоящей на столе керосиновой лампы выступили трое.
Двоих я уже знал: Шныря и Моню. Третий своими габаритами и дремучим выражением лица заслуживал более пространной клички. Брюхоногий Овцебык! Точно, это самое подходящее.
Глядя на эту парочку Мониных подручных, я не мог избавиться от впечатления, что предназначенную на их создание Божественную глину разделили нечестно - отщипнули скудный кусочек для Шныря, а все остальное вывалили в форму для Брюхоногого.
То ли Монин бизнес оскудел, не давая ему возможность нанять профессионалов, то ли он заранее просчитал впечатление, которое производили на людей его держиморды. Так мне смеяться или плакать?
Время, отведенное мне на размышление, закончилось, когда Каплун достал револьвер. Сразу стало ясно – все плохо. Тот Моня, которого я знал восемь лет назад, избегал кровопролития, но безумный блеск маленьких глазок под припухшими веками сигнализировал, что с тех пор многое изменилось.
- Не надо вставать, - тихо предупредил Моня и тут же громко рыкнул на привставшего Яшку: - Сидеть, я сказал!
- Сиди, Яш, - согласился я, на всякий случай предъявив Моне мои ладони, пустые. – Мы сейчас уйдем.
- Ясон! – Дернулась ко мне Медея, и тут я испугался по-настоящему.
- Меечка, сиди, - попросил я. – Все будет хорошо. К утру я уже буду здесь.
Она всхлипнула сквозь стиснутые зубы.
- Все правильно, - благосклонно подтвердил Моня. – Если не будешь рыпаться, сделаешь дело и пойдешь гулять. А дамочку мы возьмем с собой. Для страховки.
Брюхоногий шагнул к ней, но внезапно запнулся и с удивлением посмотрел вниз.
- Не трогай маму! – Перед ним стоял побелевший от напряжения Тесей с вилкой в руке.
- Не лезь под руку, салага, - пробурчал бандюк, - зашибу ненароком.
Для убедительности он повел рукой, и Тесей мячиком отлетел в руки Шныря.
- Можем и щенка прихватить, - предложил тот.
Каплун задумчиво переводил взгляд с меня на Медею, потом на Тесея.
- Кажется, нам пора переходить к переговорам, - я старался не выдать страха, который холодом затапливал сейчас все мое существо. – Моня, тебе не нужны проблемы, мне не нужны проблемы, мы можем договориться.
- Неужели? – Осклабился Каплун. – Спрашивается вопрос: а чего же ты раньше был такой несговорчивый?
Теперь пришла моя очередь разыгрывать обиду:
- Моня, ты пришел поговорить или дело сделать? Если первое, так мне не интересно. А если второе, так пойдем. Семья сидит за столом и ест свой ужин, я делаю, что тебе надо, а потом ты говоришь мне «адью». И все довольны. Но если хоть пальцем тронешь мою женщину… - Мое лицо само собой исказилось в таком оскале, что Моня на секунду оторопел.