Выпечка - это маленькое домашнее волшебство, которому бабушки и мамы учат своих дочерей с детства. Разве не чудо происходит в горячей духовке, когда из сырых яиц, какао-порошка и безвкусной муки - из этой неаппетитной темной жижи - вырастает пористый, как пемза, шоколадный бисквит? Или рассыпчатое печенье.
Искусство создания пирожных делает наш мир лучше. Печенье в картонной или жестяной коробке - всего лишь печенье. Пряники в пластиковом пакете - просто пряники. Но если смешать те же ингредиенты своими руками, добавить в тесто немного терпения, а в крем чуть-чуть любви, вы получите чудодейственное лекарство от разбитой коленки для своего ребенка и от разбитого сердца для себя.
Оставив печенье остывать на противне, я накрыла его чистой салфеткой и в последний раз оглядела кухню. Тарелки вымыты, разделочные доски выскоблены добела, столешница вытерта и отполирована сухой тряпкой. Можно выключать свет и идти наверх.
Тесей крепко спал, накрытый из-за жары одной лишь простыней. Над его кроватью раскачивался кораблик, передававшийся в нашей семье из поколения в поколения. Вот уже семь лет, как он принадлежал моему сыну.
Я присела на край кровати и отвела со лба спящего мальчика прядь бронзовых волос. С каждым годом он становился все больше похож на Ясона, и это видела моя семья, это видел весь город. Скоро придет день, когда это увидит сам Ясон.
Как я ни была обижена на него, как ни бунтовала против богини, как ни отказывалась признать нашу связь, ясно было одно: я была навеки отравлена его запахом, синевой глаз, солью кожи, проникшей в мою кровь и сделавшей нечувствительной к другим мужчинам.
Жалела ли я о том, что Ясон свой юной беспечной любовью обрек меня на одиночество? Нет, и только по одной причине. Того огня, который он зажег во мне, хватит на всю оставшуюся жизнь. И самое главное: прежде чем он бросил меня, я успела вырвать у него самое ценное, самое дорогое - моего сына. Пусть этот бродяга живет, как хочет, я за все вознаграждена заранее.
А если он уедет? Просто поймет, что эта земля и эта женщина стали ему чужими, что ничего здесь для него не осталось и уедет? От этой мысли стало так страшно и горько, что я сама того не сознавая, громко застонала.
Тесей беспокойно пошевелился во сне.
- Шшш.
Я легко поцеловала его в лоб, поправила сбившуюся простыню и вышла из детской, закрыв за собой дверь.
*
Перед сном не могла не зайти к отцу. Он все еще сидел за письменным столом. Злополучная бутылка и стакан с вином стояли перед ним.
- Медея, иди-ка посмотри.
Я присела на край стола и взяла у него из рук винную пробку. Повертела в пальцах. Все тот же кусочек пластика с выжженной сбоку надписью "Золотая Балка".
- Ну и что? Пробка не наша. Мы такими никогда не пользовались.
- А ты сюда смотри. - Заскорузлый палец коснулся донышка цилиндра. - Видишь порез?
- Ну да. Бракованная пробка, наверное.
- Эээ, нет. - Отец забрал у меня пробку и поковырял трещинку пальцем. - Это появилось при укупорки бутылки. У меня была машинка, которая точно так портила пробки.
Тааак, это уже было интересно. Если это безобразие творится у нас же под носом, на нашей винодельне...
- Где она? На складе? Завтра найду ее и проверю.
- Нет, дочка, не ищи. Я ее отдал.
- Кому?
Отец задумчиво поскреб седую щетину на подбородке.
- Густаву Шнайдеру.
Нет. Невозможно. Я так и сказала:
- Невозможно. Ни дядя Густав ни тетя Грета никогда такими вещами заниматься не стали бы.
- Они-то, конечно, не стали бы, но вот Франц...
Продолжать дальше не было нужды. Шнайдер-младший не понравился мне сразу. Не чувствовалось в нем ни саксонской надежности его родителей, ни практичности ашкеназов, беспредельно гибких, но прочных и по-своему стойких, ни отчаянного и нахального мужества листригонов.
Ни рыба ни мясо, как сказал мой отец. А тетя Песя выразилась гораздо конкретнее: сопля на заборе, такой за грошик и воздух в церкви испортит. Я была согласна с ними обоими.
- Пап, давай тогда начнем с другого конца. - Я наклонилась вперед, чтобы сжать его руку. - Этикетки-то точно наши.
Он тяжело вздохнул, соглашаясь. И был прав. Если бы этикетки тоже подделали, это не помешало бы "Золотому Руну" выйти на рынок. Тогда даже дилетанты без проблем отличили бы оригинал от фейка.
- Значит, будем искать канал, по которому они попали к мошенникам. Либо со склада либо из типографии.
Хотя, вариант с типографией я отмела бы сразу. Весь тираж мы получили полностью. Кто-то заказал дополнительную печать? Сомнительно. Я совершенно не видела смысла в печати дорогих этикеток, которые будут наклеены на бутылки с дешевым вином.
- Завтра пересчитаю коробки с этикетками. Сверю со складской книгой. Разберемся, пап.
Я подошла к отцу сзади и обняла за плечи. Одежда отца пропахла душистым трубочным табаком, из которого он крутил свои папиросы, щетина покалывала щеку. Мой милый, родной папка. Любивший меня беззаветно с первого дня моей жизни. Ни разу не выбранивший за плохую отметку в школе или за порванное платье. Ни слова упрека не сказавший, когда его единственная дочь, его отрада и гордость неизвестно от кого нагуляла байстрюка.
Он похлопал меня по локтю.
- Плохо, если это кто-то из наших, вот в чем беда, дочка.
Конечно, плохо. Всех, кто работал у нас я знала с детства. Это были наши соседи, их дети и родственники. Свои люди, с которыми плясали на свадьбах и крестинах и плакали на похоронах. Отец вздохнул и расцепил мои руки, чтобы притянуть к себе ближе и поцеловать в лоб.
- Спокойной ночи, Медея.
ГЛАВА 5
МЕДЕЯ
Над бортом лодки торчала грязная босая нога. Чего и следовало ожидать.
После вчерашнего загула Яшка с Гришкой не пошли на утренний лов, а бессовестно дрыхли в лодке, завернувшись в парус. Однако, это был не повод спать после шести утра. Значит, братья сегодня либо будут катать туристов, либо поедут куда-нибудь с отцовским поручением.
Вот только будить их словами или пинками было совершенно бесполезно. Но на такой случай в семье имелась боцманская дудка.