В зыбком полуденном воздухе настенные росписи казались живыми. Стояла тишина, как на безлюдном и выжженном африканском пляже.
Я оперся на подлокотник и стал искать руку Элоди, а она как раз искала мою. Мы сидели на солнцепеке не двигаясь, держась за руки, словно подростки или старички, как у Жака Бреля.
«Les vieux ne meurent pas, ils s'endorment un jour et dorment trop longtemps / Ils se tiennent la main, ils ont peur de se perdre et se per dent pourtant.[20]
He знаю, сколько мы просидели так молча. Порядочно, судя по тому, какая красная у меня физиономия сегодня вечером.
Потом Элоди стиснула мою руку. Я решил, что она хочет возобновить разговор, и сделал это как нельзя банальнее:
— О чем ты думаешь?
— Думаю, как странно переплетаются людские судьбы.
— Как это?
— Ты когда-нибудь задумывался, сколько народу тебе встречается каждый день? И с большинством из них ты уже никогда не увидишься?
— Поэтому мне и хочется жить в каком-нибудь городишке, чтобы вокруг были не только прохожие, знаешь, как эпизодические персонажи, которые потом мгновенно исчезают.
— А бывало так, чтобы жизнь совершенно случайно снова сталкивала тебя с теми же людьми?
— Бывало дважды. Первый раз в Хельсинки. Увидел в музее типа, с которым за год до этого в Эдинбурге мы делили комнату в общежитии. И еще — пару лет назад. На Центральном вокзале в Милане обращаю внимание на японское семейство: папа, мама и дочка лет двадцати. У дочки темные очки в совершенно жуткой оправе — желто-зеленой. Через день еду в Шамони—и кого я вижу? Японское семейство, созерцающее Монблан.
— Со мной тоже такое часто случается. Например, вон тот человек.
— Какой?
— Да вон, в желтой рубашке с закатанными рукавами. Сегодня утром, пока ты снимал деньги, он сидел на террасе в кафе рядом с нами, помнишь бар, где я смотрела цены? Ну вот. В таком огромном городе два незнакомых человека постоянно встречаются, в этом есть что-то сверхъестественное, да?
— Сверхъестественного я всегда побаивался.
— И я, по правде сказать.
Она опять стиснула мою руку и улыбнулась:
— Пошли?
— Пошли.
Мы снова оказались на одном из безликих проспектов и поравнялись с магазином оргтехники.
— Не возражаешь, если заглянем на минутку? — спросил я.
— Да что ты. Только в четыре у меня встреча.
— Я недолго. Лишь бы продавец попался толковый.
Продавец попался толковый.
— Мне нужен ноутбук, выше среднего уровня. Меня не интересует ни емкость жесткого диска, ни какая у него графическая плата, главное, чтобы он мог выходить в Интернет через мобильный телефон GSM.
Продавец показал две модели. Я выбрал ту, что подороже. Потом взял еще мобильник, рюкзак для компьютера и расплатился.
Элоди, выходя из магазина, удивленно посмотрела на меня.
— Ты всегда так делаешь покупки?
— Нет, это исключение.
Мне показалось, она встревожена, и тогда я погладил ее тыльной стороной ладони по щеке, чтобы успокоить, но не знаю, что у меня получилось, ведь если хочешь успокоить другого, нужно самому быть спокойным, а я не был.
Зато прогулка пошла нам на пользу. Мы болтали, шутили, смеялись, как нормальные люди, как люди, которые любили друг друга.
В три с четвертью мы вернулись в гостиницу.
— Теперь я должна тебя оставить, — сказала Элоди, — как ни жаль.
— Можно я пойду с тобой?
— Тебе там будет скучно. Я встречаюсь с двумя школьными подругами. Классическая женская компания: запрещается приводить мужчин, а также говорить о них хорошо.
Она тоже погладила меня по щеке и добавила:
— Оставляю Кандида на тебя, поиграй с ним за нас обоих.
Я взял с собой котенка и поднялся в комнату. Мне не терпелось попробовать новую игрушку, но главное, нужно было уладить кое-какие дела.
Я включил компьютер в телефонную розетку, борясь с Кандидом, который порывался перегрызть провод.
В Интернете на черном рынке я тут же принялся искать кого-нибудь, кто продаст мне карту GSM. С предоплатой и записанную на подставное лицо — на какую-нибудь бабулю в доме престарелых или на покойника. Найти карту оказалось непросто: с тех пор как мобильники стали использовать в качестве детонаторов, народ с большей опаской относился к подобным сделкам. Однако в конце концов, сойдясь в цене, которая заметно выросла за последние четыре-пять месяцев, сговориться удалось, и завтра (но не скажу, где и когда) я получу карту.
Разобравшись с картой, я перешел к следующему вопросу, который мучает меня с самого утра: «День за днем ты контролируешь электронную почту Мирко Гуиди и узнаешь, что в четверг, 20 мая, поздно вечером у него назначена встреча». Читать чужую электронную почту гораздо труднее, чем кажется, а вот проникнуть в веб-ежедневник — дело минутное.
Сейчас объясню.
В Интернете полно веб-сайтов, которые предоставляют место для записи встреч и телефонных номеров. Это настоящая электронная записная книжка, она всегда под рукой, ее можно открыть отовсюду — из дому, со службы, из любого Интернет-кафе. Помню, у Гуиди, когда мы работали вместе, была такая книжка, и он заносил туда все на свете, в том числе разные мелочи. Он страшно боялся о чем-нибудь забыть и записывал все подряд, иначе его охватывало беспокойство. Я не помнил, на каком именно сайте, но долго искать не пришлось.
И вот так передо мной прошел последний день его жизни.
Могу поспорить, что криминалисты перевернули в его компьютере все до последнего документа и попытались восстановить его выходы в Интернет. Может, они до сих пор еще проверяют сайты, на которых Гуиди побывал перед смертью, но на такую работу нужны дни, недели — и все напрасно, если не знаешь, где искать.
Но я-то знал и быстро нашел ответ: мне известно имя человека, с которым Гуиди должен был встретиться в четверг, 20 мая, поздно вечером.
А теперь мы должны заключить пакт, прийти к окончательному соглашению.
Вы, господин судья, либо должны мне поверить раз и навсегда, либо прервать нашу переписку и просто-напросто вести на меня охоту. Вы не можете по-прежнему говорить, что я сумасшедший, по-прежнему подвергать мои слова сомнению. Вспомните Сименона, нашего любимого Мегрэ. Сколько раз Мегрэ отказывался верить тому, что казалось очевидным! Сколько раз верил подозреваемому! В «Цене головы» он даже помогает приговоренному к смерти бежать из тюрьмы, чтобы доказать его невиновность. И вы, господин судья, должны взять с него пример, должны наконец решить, верите вы мне или нет. И если верите, должны дойти со мной в этом расследовании до конца, должны продвигаться за мной вперед, пока мы не откроем, кто убил Мирко Гуиди, потому что теперь уже мы расследуем убийство Гуиди.
Чтобы помочь вам принять решение, я в подтверждение чистоты своих намерений сообщаю имя, которое значится в записной книжке Гуиди на странице от 20 мая в строке 23.00: Сильвано Брамбилла, кавалер Сильвано Брамбилла.
Знаю, что вы думаете. Вы думаете, Брамбилла — слишком распространенная в Милане фамилия, чтобы оказаться настоящей, что кавалер Брамбилла — шарж, имя нарицательное. Согласен, но его подпись я видел своими глазами, и она запала мне в память. Видел в куче бумаг, скопившихся на столе у Джулиано, на бланке с логотипом какой-то телефонной компании, головной офис которой находится в Тринидаде и Тобаго. Кавалер Брамбилла не мог не запомниться, потому что тогда я улыбнулся при мысли, что на одном листе бумаги сошлись две крайности: Милан, воплощенная доморощенность, и экзотика дальних стран — какое-то ризотто с шафраном, сервированное под пальмами на тропическом пляже.
А потом в разговоре Лаянок я еще раз услышал это имя, такое привычное для слуха. Всего две-три реплики, ничего особенного:
— Джулиано, ты случаем не рассердил кавалера Брамбиллу?
— Да вроде нет.
20
«Старики, точно в пруд, погружаются в сон, и не выплыть порой из пруда. / Как боятся друг друга они потерять и, однако, теряют всегда…» (фр.). Перевод М. Ваксмахера.