Этим приемом Жан Робер исполнил обещание, которое дал плотнику: Жан задом попятился на свое прежнее место и, если не упал, то только потому, что опустился снова на тот же стол.
Он не вскрикнул и даже не проговорил ни слова: у него пропал от удара голос.
Между тем Петрюс и Людовик тоже делали свое дело.
Петрюс со свойственной ему подвижностью, заметив, что тряпичник направляется на него, схватил табурет и швырнул ему в голову, а пока тот, ругаясь, барахтался на полу, он, как истинный бретонец, ударом головы в живот повалил и каменщика.
Но Людовик, вместо того, чтобы воспользоваться этим преимуществом и придавить врага коленом, задумался, почему от этого человека так сильно пахнет валерианой.
Он еще размышлял над этой трудной задачей, когда тряпичник и каменщик, видя поражение всех своих сторонников, принялись кричать:
– Берись за ножи, ребята! За ножи!
В это время в зал вошел гарсон с устрицами.
Он с первого взгляда понял, в чем тут дело, быстро поставил посуду на стол и побежал по лестнице, очевидно, затем, чтобы предупредить кого следует.
Но сами участники сцены не обратили на его появление почти никакого внимания.
Они были слишком заняты собою, да и следом прихода гарсона остались только одни устрицы.
Гораздо действеннее оказалось появление гарсона на четвертом этаже.
При шуме, которое произвело падение Жана Быка, при треске изломанного стола, при криках: «За ножи, за ножи, ребята!» – спавшие пьяницы проснулись. Те, которые были несколько трезвее, стали прислушиваться; один, шатаясь, добрался до двери и отпер ее, а те, которые были еще в состоянии видеть, видели, как пробежал встревоженный гарсон.
Как люди, не раз бывавшие в подобных обстоятельствах, они тотчас догадались, в чем дело, и через несколько минут на лестнице раздались стук поспешных шагов, крик, ругательства и вой, точно от стада сорвавшихся с цепи животных.
То поднималась самая настоящая пена рынка, и скоро в зал стали один за другим входить пьяные, полусонные, одурелые и взбешенные субъекты, готовые мстить за то, что их разбудили.
– Э! Да здесь драка! Настоящая поножовщина! – кричали двадцать хриплых голосов.
При виде этой толпы по телу Жана Робера, который был впечатлительнее своих товарищей, пробежала холодная дрожь, охватывающая каждого человека при приближении пресмыкающегося. Он оглянулся на Петрюса, и у него невольно вырвалось восклицание:
– Ох, Петрюс, куда ты нас завел!
Но Петрюс уже избрал совершенно новый план за щиты.
Каменщик и Туссен пришли в себя и тоже кричали:
– В ножи их, в ножи!
– На баррикады! – ответил им Петрюс возгласом, который получил в Париже историческое значение.
– На баррикады! – кричал Петрюс, помогая встать Людовику и вместе с ним увлекая и Жан Робера в угол зала, который они тотчас же и отгородили столами и скамьями.
Несмотря на всю краткость затишья, вызванного его победой над тряпичником и каменщиком, он успел тогда же овладеть палкой, которая поддерживала занавеску на окне. Жан Робер захватил свою трость, а Людовик остался при том оружии, которым его наградила сама мать-природа.
Таким образом друзья очутились под защитой не которого рода крепости.
– А! Вот это очень кстати! – вскричал Петрюс, указывая друзьям на кучу сброшенных в углу пустых бутылок, битых тарелок, изломанных ножей и вилок. – Это отлично! Значит, и за снарядами у нас дело не станет.
– Да, это хорошо, – согласился Жан Робер. – А како во у нас насчет ран и увечий? Что касается меня, то я только угощал ими, а сам ничего не получил.
– Я тоже цел и невредим, – объявил Петрюс.
– А ты, Людовик?
– Мне, кажется, попало кулаком в скулу. Да меня не это занимает!
– А что же? – спросил Робер.
– Мне ужасно хочется знать, почему от последнего субъекта, с которым я имел дело, так сильно пахнет валерианой?
В это время рев и ругательства пьяной толпы достигли таких пределов, что троим друзьям поневоле пришлось прекратить дальнейший разговор.
VI. Господин Сальватор
Вид толпы произвел на простолюдинов совсем иное впечатление, чем на светских молодых людей.
Плотник Жан Бык и его товарищи поняли, что к ним подошла помощь.
Жан Робер и его друзья видели во вновь пришедших пьяницах только новых врагов.
Свой своему поневоле брат.