– Но… – начал было Жюстен, колеблясь.
– Поезжайте, не теряя ни минуты времени, – сказал Сальватор. – Так нужно. Иначе я ни за что не отвечаю.
– Я еду, – сказал Жюстен.
Он быстро сошел вниз, принял поводья из рук Жана Робера, вскочил в седло и пустился галопом кратчайшим путем, ведущим к дороге на Версаль.
XXIII. Почему карты всегда говорят правду?
Когда Жан Робер, освободившись от лошади, кое-как взобрался на чердак, то увидел группу, которая могла бы заслужить внимание его друга Петрюса. Эта группа состояла из старой гадалки, сидевшей на скамейке, Баболена, улегшегося в ее ногах, и Розы, стоявшей возле них и опирающейся на столб.
Броканта, очевидно, выжидала с беспокойством, что скажет Сальватор.
Что же касается обоих детей, то они улыбались Сальватору как другу, но каждый с различным выражением. У Баболена эта улыбка была веселая, у Розы – меланхолическая.
Но, к великому удивлению Броканты, Сальватор, казалось, не обратил никакого внимания на происходившее до него.
– Это вы, Броканта? – спросил он. – Как здоровье Розы?
– Хорошо, господин Сальватор, очень хорошо, – ответила девочка.
– Я не у тебя спрашиваю об этом, бедняжка, а у Броканты…
– Она кашляет немного, господин Сальватор, – сказала старуха.
– Доктор приходил?
– Да, господин Сальватор.
– Что же он сказал?
– А то, что прежде всего следовало бы оставить эту квартиру.
– Он хорошо сделал, что сказал вам об этом. Я уже давно вам говорил, Броканта.
Затем более строгим тоном и, сдвинув брови, он прибавил:
– А почему ребенок ходит босиком?
– Она не хочет надеть ни чулок, ни башмаков, гос подин Сальватор.
– Это правда, Роза? – спросил коротко молодой человек с легким упреком в голосе.
– Я не хочу надевать чулки, потому что они очень толстые, шерстяные, я не хочу надеть башмаки, потому что не имею других, кроме толстых, кожаных.
– Почему же Броканта не купит тебе нитяных чулок и тонких башмаков?
– Потому что это слишком дорого, господин Сальватор, а я бедна…
– Молчи и слушай хорошенько…
– Я слушаю, господин Сальватор.
– И ты исполнишь?
– Постараюсь.
– Ты исполнишь? – повторил молодой человек более повелительным тоном.
– Исполню.
– Если через неделю, – ты слышишь? – если через неделю ты не найдешь комнаты, просторной и светлой, для этого ребенка, а также отдельной псарни для своих собак, я отниму у тебя Розу.
Старуха обняла за талию девочку и крепко прижала к себе, как будто Сальватор хотел тотчас же выполнить свою угрозу.
– Вы отняли бы у меня мое дитя! – воскликнула она. – Мое дитя, которое семь лет при мне!
– Во-первых, это вовсе не твое дитя, – произнес Сальватор, – это дитя тобой украдено.
– Спасено, господин Сальватор, спасено!
– Украдено или спасено, об этом ты будешь разбираться с Жакалем.
Броканта молчала и еще крепче прижимала к себе Розу.
– Впрочем, – продолжал Сальватор, – я пришел не за тем. Я пришел ради этого бедного юноши, которого ты готовилась обобрать при моем входе сюда.
– Я не обирала его, господин Сальватор, я брала только то, что он мне добровольно отдавал.
– Ты его обманывала.
– Я не обманывала его: я говорила ему одну правду.
– Как могла ты знать правду?
– Через карты.
– Ты лжешь!
– Тем не менее карты…
– Средство для плутовства!
– Господин Сальватор, клянусь вам, все, что я сказала ему, – одна правда.
– Что же ты ему сказала?
– Что он любит молодую девушку шестнадцати или семнадцати лет.
– Кто тебе сказал об этом?
– Это было на картах.
– Кто тебе сказал об этом? – повторил повелительно Сальватор.
– Баболен узнал об этом в квартале.
– А! Так вот каким ремеслом ты занимаешься, – сказал Сальватор, обращаясь к Баболену.
– Извините, господин Сальватор, я не думал, что делаю дурно, сказав об этом матери: всем и так было известно в предместье Св. Якова, что г-н Жюстен был влюблен в мадемуазель Мину.
– Продолжай, Броканта. Что ты еще говорила ему?
– Я ему говорила, что молодая девушка любит его, что они имели намерение пожениться, но это не осуществилось из-за суммы денег, которую никто никак не ожидал.
– Это ты откуда знаешь?
– Один добрый священник, господин Сальватор… Один священник, седой, который уж, конечно, не лгал… Он говорил среди толпы, окружавшей его: «И если подумаешь, что эта сумма в двенадцать тысяч франков…» Я не знаю наверняка, было ли это десять или двенадцать тысяч…
– Это безразлично!
– «И как подумаешь, – говорил священник, – что эта сумма в двенадцать тысяч франков, которую я привез, была причиною всего несчастья».