Но для того, чтобы вытянуть, достаточно, эту самую руку, мне нужна была так называемая временная остановка или надёжная переходная точка, как раз, которой, как на зло, поблизости нет.
До трупа я доставал, но ещё бы зацепиться за мертвеца не мокасином и не кончиками пальцев, а всей пятернёй, неважно за что, а важно как. Скатиться вниз можно легко, но очень сложно будет встать и забраться второй раз, да и то при незначительных новых повреждениях, которых явно не избежать ещё в большем количестве.
Вот тут, отчаявшись окончательно, я заметил, как из плотного песка высунулся и едва торчит корень, даже корешок, такой себе, много меньше пальца толщиной, но вполне подходящий на эту роль. Корень был под слоем того песка, что срыл только что вниз. Это именно то, решил я, что может меня сейчас спасти. Вот этот вот невзрачный корявый хвостик. Взял двумя пальцами и попробовал вытянуть из земли наружу. Не получилось, по всей вероятности, корень достаточно длинный, находится глубоко в песке.
Тонкий чуть торчащий из земли древесный корешок с реденьким пучком травы над ним, действительно, помог. Дал удержаться, буквально, на несколько секунд времени между ямой и мертвецом, чего мне и хватило с избытком. Затем реденькая травка оборвалась, а корешок сломался, но тогда я уже успел перехватиться надежнее всей пятернёй.
При одном из удачных поворотов умудрился схватиться за мертвеца, за края его одежды и, буквально, обгрызенные и откушенные оборотнем пальцы, если быть точным, за полкисти и большой палец. Пусть это и не рука живого друга, но всё-таки лучше такая мертвая рука, чем живая рука врага с томагавком. Пусть будет так, хоть какая-то в этом польза.
Мертвец дёрнулся, но не подался. Он не потянулся податливо на меня, как только я сместил весь вес своего тела на уцепившуюся за него крепко руку, ту самую что, между прочим, с переломом лучевой кости в типичном месте.
Всё это дело непременно сопровождается истошным криком от резкой боли и обильным новым кровотечением из ран, забывая о грозящей в такой момент опасности открыться. В попытке хоть как-то переключить сознание, стараясь не думать о боли, вглядывался в мельчайшие подробности трупа напротив.
Сейчас мне казалось, что лицо мертвого индейца приобрело какой-то задумчивый вид, стало мечтательным что ли?
И это я говорю о мертвеце, а не о том торжествующем живом, за минуту перед тем, как расстаться с жизнью, врагом, совершенно, впрочем, об этом не подозревающем, будучи упоённым предстоящей неосуществлённой расправой надо мной.
Четко отметил старый заживший, но глубокий шрам над переносицей.
Какая была боевая раскраска у “Мстительного шакала”, остались только воспоминания. Часть краски размазалась.
Мертвец, как будто лихорадочно рассуждал и разглядывал с того света: надо ли ему мне помогать? Призакрыл узкие глаза, оставив и так маленькие щёлочки - ещё меньше.
Проклятие! Пока я рассматривал лицо мохока, под левой щекой натекла обильно целая лужа липкой, свернувшейся поверху тонкой корочкой, багровая кровь. Этой кровью мохока испачкал себе поллица, пока ворочался и тянулся, полулежа на земле. И не важно, что моё лицо и так уже испачкано, ещё внизу, будучи на дне ямы. Теперь я выгляжу, не иначе, как настоящий дикарь, так что родная мать не узнает во мне бывшего руководителя технологической корпорации. Прискорбно, но дикарем я чувствую себя не на высоте, в отличие от цивилизованного человека, при том главы корпорации, где как рыба в воде. Здесь я всего лишь новичок, новобранец зеленый, юнец сопливый. Как угодно, хоть горшком назовите, только в печь не ставьте.
В общем, истекая собственной кровью, пачкая всё сильнее вперемешку с кровью врага свою кровь, охая и ахая, сжимая зубы от боли в повреждённых и сломанных конечностях, я выбрался из ямы самостоятельно без какой либо помощи извне на свободу. И это, надо заметить, исключительно, только моя единоличная заслуга. Я смог это сделать.