Сеид-Саттар в этот вечер не возвращался домой. День был базарный, и много хлопот и дела предстояло купцам и барышникам. Еще накануне, весь красный и потный, Сеид-Саттар, несмотря на свою толщину и солидность, бегал по широкому двору хана, постоялого двора, и, ругаясь с чабанами и погонщиками, распоряжался приемом, и размещением трех отар своих овец, пригнанных с поля.
Огромный двор, поросший вытоптанною травою, был разгорожен тонкими жердями на загоны, в которые на ночь запирали овец. Несколько тысяч баранов толпилось на дворе и подымало страшную суматоху. Они прыгали, сбивались в кучи, беспрестанно разбегались, точно охваченные паническим страхом, и следом за ними метались и бегали оборванные, загорелые чабаны, с громким криком хлопая своими кнутами. Но этот крик, шум суматохи и неумолкавшее блеянье сотен овец покрывал, обрываясь иногда от гнева на высоких нотах, зычный голос Сеид-Саттара, раздававшего приказанья. Подчас он, увлекаясь, собственноручно хватал за заднюю ногу улепетывавшую овцу и, несмотря на ее судорожное барахтанье, втаскивал в середину столпившегося стада. Загнать овец в загородки представляло большую трудность. Они не слушались даже длинных пастушеских палок с крючьями, которыми их цепляли за ноги и били чабаны, и упорно отказывались войти в узкую дверцу загона. Только после того, как первую, передовую овцу удавалось пропихнуть в отверстие, за нею опрометью бросались другие, ближайшие, а за ними следовало все стадо. И то крайние проскакивали иногда между ног пастухов и с громким блеянием рассыпались по двору. За ними бросались в погоню и в это время упускали других. Завязывалась борьба, из которой победителями выходили чабаны, но совершенно измученные, вспотевшие и с охрипшими голосами. Наконец баранов удавалось разместить и рассортировать по загонам. Шпанок, курдючных, молодых и старых запирали отдельно в ожиданье завтрашней продажи. Целые волны белых спин и рогатых голов колыхались за тонкими жердями. Только один маленький черный барашек, с бубенчиком на шее, отбившись от матки, неуклюже прыгал по двору и испуганно, безнадежно блеял.
Утром Сеид-Саттар проснулся в самом скверном расположении духа. По слухам, покупателей в этот день должно было быть очень мало, и цены стояли низкие. Резники из города не приехали, хотя он на них сильно рассчитывал. Кроме того, за ночь случилось происшествие, которого нельзя было истолковать иначе, как в самом неблагоприятном смысле. Чабан, стороживший отары, видел крупного черного барана, кувыркавшегося по двору при лунном свете. По счету чабана, у барана было три пары рогов на голове, и не оставалось ни малейшего сомнения, что это был сам шайтан, желавший, конечно, подорвать торговлю и напакостить доброму мусульманину. Сеид-Саттар был очень смущен, несмотря на всю твердость и спокойствие своего характера. Он уже подсчитывал крупные убытки.
Но скоро его опасения развеялись. Базар оживал все более и более. Татары в ярких поясах и цветных куртках сновали между мажарами с сеном, которые, скрипя, останавливались у ворот хана. В стороне курбеты8 торговали и выменивали лошадей. Старый цыган скакал на серой кобыле перед покупателем, постегивая ее ногайкой по худым ребрам и выхваливая ее достоинства. Продавцы кислой язмы9 и жирных чебуреков поддразнивали заманчивыми выкриками аппетит торгующихся. Зелень, сласти, фрукты, птица и платье наполняли лавки и выглядывали из длинных корзин, перекинутых через седла лошадей. Длиннорогие серые быки парами стояли на привязи, и около них похаживал с трубкой в зубах хозяин в чекмене и папахе. Кое-где виднелись даже женщины, плотно закутанный в белые чадры, из-за которых высматривали любопытные, черные глаза. Но это были старухи или приехавшие с гор татарки, неподвижно сидевшие на возах.
Съезд был большой. Встречались уланы из Кокоза и Узен-Паша, самых дальних деревень. Особенно хорошо и бойко шла торговля сеном.
-- Чистый бедаях! -- уверял продавец, вытаскивая из середины воза большой клок сухой и пахучей травы, пестревший красноватыми цветами и колосистыми стебельками.
-- Буркун, лучший буркун!10 -- кричал другой.
-- Хорош буркун! Этого и шпанка11 жевать не станет! -- слышались голоса.
Сеид-Саттар, совершенно довольный, и успокоенный, поджав под себя разутые ноги, сидел на низком диване в кофейне хана и курил с сосредоточенной важностью крепчайший табак. Сквозь облака дыма едва можно было рассмотреть его тучную, плечистую фигуру с изрядным брюшком, облеченную в пестрый длиннополый халат из шелковой материи. Он принарядился для базарного дня. Белая чалма обвивала его бритую голову. Перед ним на полу стояли туфли, а на столе -- маленькая чашка кофе, из которой он изредка и экономно прихлебывал. Он солидно поглаживал свою короткую и круглую, черную с проседью бороду, обрамлявшую жирный подбородок его смуглого, полного и красивого лица. Масляные, хитрые глаза проницательно выглядывали из-под густых бровей. Сеид-Саттар, насторожившись, ждал покупателей.
Кофейня при хане была сборным местом для всех торговцев и барышников околотка. Тут совершались купля и продажа, узнавались все торговые новости, собирались слухи, и устанавливались цены на скот и товар. Содержатель кофейни, маленький изворотливый татарин, умевший угодить всем, нашим и вашим, имел хорошие барыши и пользовался расположением самых зажиточных купцов. Он бегал от стола к столу, почтительно кланялся входившим, разговаривал, качал головой, соболезновал, поздравлял и выпрашивал магарыч с тех, кому удалось счастливо сбыть товар или купить за бесценок. Его кофейнщики в красных фесках, с подносами и чашками в руках, постоянно сновали от очага, в котором на пылавших угольях кипятился большой медный жбан с водою. В низкой комнате с узкими окнами и какими-то золотыми восточными письменами, наклеенными на стенах, было людно и накурено. Дверь хлопала, впуская новых посетителей.
В этой кофейне Сеид-Саттар проводил целые дни, неподвижно сидя на подушках дивана. Три раза в день он вставал, чтобы совершить намаз, омовение и молитву. Сеид-Саттар быть добрый мусульманин и соблюдал все правила веры. Он, отдуваясь, мыл лицо, руки и ноги, причем сам хозяин держал перед ним таз и полотенце. Затем Сеид-Саттар грузно влезал на помост с решеткой и ковром, отведенный нарочно для молитвы, грузно опускался на колени, вставал, кланялся и шептал слова Корана. Все могли видеть, как он чтит Аллаха и его пророка. Но несправедливо было бы думать, что все это он делал только для вида. Хотя Сеид-Саттар отлично понимал, насколько репутация благочестивого и честного мусульманина выгодна для солидного торговца, он был и на самом деле богобоязненным человеком. Он часто ходил в мечеть и любил беседовать с муллами и хатипами, имевшими на него большое влияние. Особенно старался поддержать его фанатическое религиозное настроение друг его, мулла Абдуррахман. Сеид-Саттар собирался даже построить на свои средства новый минарет к саланчикской мечети и только старался отложить и оттянуть это дело, требовавшее больших издержек. Благочестие, конечно, не мешало ему искусно вести торговлю и заниматься барышничеством. Обмануть, перекупить, зажилить, трижды помянув Аллаха, и действительно чтить его имя, -- было для Сеид-Саттара вещами как бы совершенно различными и совместимыми. Он строго соблюдал рамазан, но никогда не тратился на празднование байрама. Его страшили огненное ложе джайнема и ужасы Аль-Серата, но не менее привлекали все блага земные и величайшее из них -- богатство. Сеид-Саттар был благочестивейшим скрягою и самым набожным барышником в мире и был уверен, что попадет в рай, где его встретят полногрудые гурии, обетованные пророком. На земле он хотел быть богатым и пользоваться уважением правоверных так, однако, чтобы это ему ровно ничего не стоило. У него были деньги и будут еще больше, а это -- билляги! -- самое главное.
Кейф и неподвижное сиденье в кофейне, когда, между трубкой и чашкой кофе, он обделывал свои торговый дела, довольно часто, в особенности весною и осенью, прерывались у Сеид-Саттара внезапными и таинственными поездками куда-то за десятки верст. Нередко в глухие ночи, загоняя лошадей, он сломя голову скакал по степи, чтобы первым перекупить дешево продававшуюся где-нибудь отару овец или ценную лошадь. Ни одна выгодная сделка не миновала его рук, и было поистине изумительно, как, сидя в кофейне, он знал все, что происходило в округе и умел как бы чутьем угадывать выгодное дело. Сеид-Саттар считался самым ловким купцом в Саланчике, и ему охотно верили в долг сравнительно большие суммы денег. Обороты его увеличивались с каждым годом, а извлекать барыш он умел даже из гнилой груши откупленного чаира. С крупными торговцами он вел дела честно, прижимал и надувал только мелких и незначительных, а бедствовали у него одни его чабаны, босые и оборванные, пасшие его отары в холодной вышине неприступных гор и ущелий, под бурей и дождем, в морозные ночи и в жгучий зной летнего дня. Но до них никому не было дела.