Очевидно, князь считал не унизительным для своего достоинства беседовать с мурзою, который может купить дорогую лошадь. Ему хотелось похвастаться и повеличаться перед ним своими регалиями и связями.
-- У меня есть еще Анна 1-ой степени и Станислав.
Он однако остался недоволен впечатлением, произведенным им на Айваза. Айваз ничуть не удивлялся и молча ел варенье. Князь пренебрежительно фыркнул и перевел разговор на лошадей. У него в табуне были исключительно лошади -- "бек якшиат" -- собственного завода. Прародителями их еще были лошади ханской конюшни, при его деде, князе Ислям-Бее. Ислям-Бей был кадискером хана и женился на дочери нового хазандара. У Ислям-Бея была подаренная ему ханом кобыла, которая стала родоначальницей всех лошадей князя Балатукова. Не мудрено, что он просил за них дорого...
Все это возбудило любопытство Айваза, и он с нетерпением ожидал, когда приведут лошадь. Его мечты о необычайном коне, кажется, на этот раз должны были осуществиться. Али-Бей говорил с такой невозмутимой уверенностью и достоинством, что Айваз не мог усомниться в правдивости его описания. Алим, по словам бея, была именно такая лошадь, какая была нужна Айвазу: вороная, породистая и с редким ходом. Одно удивляло Айваза: Бей Балатуков уверял, что у лошади этой есть все три вида иноходи; аян, джибе и шлап. Такой необычайной выучки Айвазу нигде не приходилось видеть. Редкая лошадь! -- радовался он и едва отвечал на расспросы и повествования князя. Он даже привстал с места, когда вдали показалась пыль от быстро бежавшей лошади. Это гнали Алима. На нем скакал татарин в красной куртки, но в облаке пыли нельзя было рассмотреть самой лошади, и Айваз напрасно приставлял ладонь к глазам. Али-Бей и Айваз вышли навстречу. Всадник подскакал к ним на полном ходу, и Айваз вскрикнул от удивления: это была низкорослая, худая лошаденка самого обыкновенного вида, годная скорей для работы, чем для наездничества. Ее, очевидно, даже не кормили вдоволь: ребра явственно виднелись и выступали на ее худых боках, а перепутанная грива как-то беспомощно свешивалась набок. Бедный конек запыхался от непривычного скорого бега и поджимал то одну, то другую ногу.
-- Валлах! -- проговорил Айваз, разводя руками.
-- Ну, что, мурзам? Добрый конь? -- важно трепал лошаденку по шее Али-Бей. Меньше, чем за тысячу рублей, не продам такого коня.
-- За тысячу рублей? Да мне, бей, и даром такой падали не надо! -- разгорячился Айваз.
-- Ты, мурзам, вижу, ничего не понимаешь. Лошадь молодая, прямо из табуна. Посмотришь, какой конь из нее выйдет! Проводи-ка его перед нами, Амет!
Амет щелкнул ногайкой и проехал перед покупателем, стараясь выказать все достоинства лошади, но, -- увы! -- у нее не только ученой иноходи, но даже природной не было. Хоть прямо запрягай ее в мажару и вези дрова...
Айваз плюнул и, не простившись с князем, вскочил на своего коня. Он скакал под гору и слышал, как вслед ему неслись разные бранные причитания. Али-Бей с взъерошенными волосами, расставив ноги, стоял на пригорке и грозно махал руками.
-- Шайтан, шайтан, шайтан! -- неистово кричал он. Но скоро его маленькая ощетинившаяся фигурка скрылась из глаз Айваза, и он переехал вброд речку. Брызги воды освежили его разгоряченный лоб, он успокоился и проговорил, добродушно усмехаясь:
-- А ведь старый бей никогда не говорит неправды. Ама?
Айваз заехал в кофейню, в которой спрашивал, как проехать к Балатукову, и велел подать себе кофе и пилаву. Али-Бей даже не покормил его с дороги и угостил натощак только кизиловым вареньем. Впрочем, едва ли был прав Айваз, думая, что старый князь солгал или хотел надуть его, подсунув плохую лошадь. Бедный захудалый бей со всей своей смешной надменностью и хвастовством был жалок. Как знать, не жил ли и он, подобно многим неудачным честолюбцам, несбыточными фантазиями о своем значении, богатстве и родовитости?
Быть может, мечта перевоплощалась в его воображении в настоящую действительность, я он видел в плохой лошаденке редкого скакуна и принимал у себя в доме губернатора, который только пожал ему однажды руку... Какими странными мечтаниями и безумными грезами не живут люди? И не в одной только забытой татарской деревушке встречаем мы бессильных гордецов и спесивцев, старающихся подавить других своим небывалым превосходством... Это смешные и несчастные люди! Что сказать о них, когда даже великий Цезарь предпочитал быть первым в деревне, чем вторым в городе. И князь Али-Бей Балатуков, этот крошечный Цезарь в бараньей смушковой шапочке, был тоже первым лицом в своем околотке и играл роль среди односельчан. Цезарь. Цезарь! Как бы ты был смешон, мелочен, раздражителен, если бы судьба заставила тебя повелевать не целым миром, а одною цисальпинской деревней!
В кофеине, играя в шашки, сидело несколько досужих татар, и Айваз обратился к ним с расспросами о Балатукове. Он рассказал о том, как бей обманул его при покупке лошади.... Татары только усмехнулись, передвигая шашки.
-- Видно, что ты приезжий, -- сказал один из них Айвазу.
-- Мы уж давно изверились в старом бее. Было тут у нас одно спорное дело о вакуфе. Бей наобещал похлопотать у мусселима, губернатора. Непременно, говорит, вы свою землю получите. Я самим мусселимом знаком, он со мной из одной чашки пилав ел. И сам на свой нишан -- орден -- показываете! У него такой нишан на красной ленте есть от мусселима... Ну, мы, конечно, обрадовались, бея и Аллаха благодарим. А бей только головой кивнул, заложил руки за спину и пошел -- будьте спокойны! Он и в Ак-мечеть ездил, да ничего из этого дела не вышло, и землю мы свою потеряли. Потом мы стороной слышали, что мусселим-то его пускать к себе не велел... Такой человек бей.
-- Послушать его, подхватил другой татарин, так и земля у него есть во всех уездах и бараны курдючные, и верблюды, и лошади -- а все-то его имение на одном подносе уместится.
-- "Маленький человек велик затеями!" -- сказал текерлеме, пословицу, старый татарин.
Все рассмеялись. Видно, у князя сложилась определенная и незавидная репутация среди односельчан, а поговорка как нельзя более точно определяла сущность его характера. В самом деле, что как не затеи и фантазии были у маленького человека, захудалого князька Али-Бея Балатукова, все эти букеты и арабески на глиняной сакле, фонтан, обстановка дома, платье на европейский лад, ордена и неизбежный губернатор? Маленький человек хотел во что бы то ни стало вырасти и приставлял себе красные каблуки, которые были видны каждому. Деревенские татары вернее понимали бея, чем Айваз, и народное чутье было безошибочно.
Али-Бей любил принимать у себя кадиев, мулл, мюдерисов и других значительных лиц деревни, но принимал их так спесиво, а угощение подавалось у него такое плохое, что к нему заглядывали только по делу. Трудно было сказать, скупость или бедность преобладали у старого князя. Вот отчего он не отличался обычным на востоке гостеприимством и радушием.
Честолюбие, по-видимому, составляло его главную, поглощающую все остальное, и единственную страсть. Какую-нибудь звезду льва и солнца или орден бухарского Эмира -- у него, кажется, было что-то и в этом роде -- он, наверное, предпочел бы самой обольстительной гурии пророка, воплотившейся в одной из сельских красавиц Кокоза: Али-Бей не был сластолюбив, подобно многим татарам, пришедшим в солидный возраст, он не обзавелся второю женой, когда умерла его старая Хатиджа. Может быть, причиною такой похвальной воздержанности была также и его скупость. Отсутствие многоженства среди татар вообще объясняется бедностью и чисто экономическими соображениями. Легенда о каком-то пророке или шейхе, проповедывавшем одноженство среди крымских магометан, едва ли заслуживает доверия. Но, действительно, очень немногие татары имеют по две жены. Даже сравнительно зажиточные мусульмане, купцы и землевладельцы, не заводят у себя гаремов. Рассказывают только про одного бедного бахчисарайского татарина, который ничего не делал, ничем не занимался, но имел несколько жен, любящие жены сами кормили его, одевали, работали и поочередно доставляли ему все удовольствия магометова рая. Недурной анекдот. Он по крайней мере поучителен для жен, которые любят наряжаться на счет мужей. Может статься, в этом анекдоте есть и зачатки "оригинального" магометанского альфонсизма.
Единственный сын Али-Бея служил где-то далеко офицером в русской армии, и у старого князя не было семьи. Это составляло для него большое несчастие. Семья -- неистощимый источник наслаждения для маленьких деспотов, у которых нет общественной власти. Бедный Али-Бей! Он мог властвовать, повелевать, приказывать у себя дома, даже распоряжаться жизнью своих домочадцев, но судьба отняла у него и это единственное утешение... Ему оставались только слуги, собаки и кошки. Ветвь Чингис-Ханова рода в лице Али-Бея утратила свое последнее могущество.