— Я не отвечаю на угрозы, — злобно сказал Сесил, — прежде всего хочу напомнить: тем, кто угрожает мне, следует лучше заботиться об угрозе их собственной жизни.
— Замечательно! — воскликнул вдруг Генри с неожиданным радостным возбуждением. — Вы ведь понимаете, в чем тут дело? — Вопрос был риторическим. Собеседник его явно не понимал, озадаченный его внезапной жизнерадостностью. — Мы с вами признали: мы враги. Наконец-то двусмысленный придворный протокол вытеснен настоящими человеческими чувствами. Я говорю о моем желании убить вашу невесту, если это именно вы пытаетесь убить меня, а также о вашем искреннем желании убить меня за такую угрозу.
— Насколько мне позволяет судить наше не слишком близкое знакомство… многие люди хотели бы убить вас, Генри Грэшем, — заметил Сесил.
— Однако мало кто из них говорит об этом так откровенно, — возразил Генри с тем же веселым оживлением. — Странно, но и прекрасно, что ненависть может рождать честность. Теперь мы знаем друг друга.
— Вы никогда меня не узнаете, — сказал Сесил.
— Как и вы меня. Но оба мы знаем достаточно для практических целей.
— Зачем вы пришли сюда сегодня?
— Проверить, не вы ли пытались убить меня.
— Ну и как?
— Наша встреча рождает интересные идеи, — отвечал Грэшем. — Кое-что вы могли бы предпринять в качестве жеста доброй воли.
Сесил заерзал на кресле.
— И вы говорите о доброй воле после ваших диких угроз?
— Перед тем как я покинул Англию, появились слухи о возможной дипломатической миссии к герцогу Пармскому, чтобы прощупать возможность заключения мира между Испанией и Англией. Она состоялась? — спросил Грэшем.
— Вы хорошо информированы, — заметил Сесил. На самом деле информация исходила от Джорджа, но Генри, конечно, не стал сообщать об этом собеседнику. — Нет, пока миссия не состоялась, возможно, еще не наступил срок для этого.
— Ходили также слухи, будто вы должны стать одним из членов дипломатической миссии. Мне следовало бы участвовать в ней. Ваше влияние оказало бы мне неоценимую услугу.
— Мне казалось, вы располагаете влиянием сэра Фрэнсиса Уолсингема. Почему бы вам не обратиться к нему?
— Может быть, и так. Но, боюсь, он не сумеет преодолеть сопротивления, скажем, лорда Бэрли. А он может и возражать против моего участия в этой миссии, скажем, по просьбе его сына.
Теперь Сесил, кажется, вышел из терпения.
— Вы ведь только что угрожали убить мою невесту. А теперь меня же просите о помощи! Вам не кажется, что в вашей просьбе есть некая… ирония?
— Я предпочитаю называть это чисто деловым подходом, — ответил Грэшем. — Я знаю, вы бы убрали меня не задумываясь, если бы я стоял на вашем пути, и я отвечаю вам взаимностью. О деловом подходе я говорю потому, что ваш подъем наверх по скользкой придворной лестнице обратится в ничто, если наша страна рухнет и испанцы станут править в Лондоне. Мое участие в дипломатической миссии могло бы помочь спасти положение.
— Откуда мне знать, что вы будете работать на Англию, а не на Испанию? Как я могу установить, что письмо, о котором вы говорили, действительно поддельное, а не подлинное?
— Никак. Но если я, допустим, шпион, у вас будет прекрасная возможность схватить меня, поскольку мы в этом путешествии вынуждены будем держаться тесной компанией.
— А что вы могли бы делать в составе миссии? Меня вовсе не порадует, если один из ее членов будет схвачен как шпион во враждебной стране. Я не опасаюсь за вашу жизнь, но, потеряв ее, вы создадите угрозу и для жизни других членов миссии.
— Ничего нельзя сказать определенно. Но я даю вам слово — мои планы не причинят вреда Англии или ее дипломатической миссии. Для меня важно посетить двор герцога Пармского. А явиться туда открыто — лучший способ скрыть свои цели. Но это еще не все.
— Не все? — переспросил Сесил.
— Еще мне нужно разрешение на поездку в Лиссабон. — Дворянам для зарубежных визитов тогда требовался королевский паспорт. — При нормальных обстоятельствах я мог бы получить такое разрешение, либо воспользовавшись своими правами, либо через милорда Уолсингема. Но я не хочу, чтобы кто-то из влиятельных придворных мне в этом воспрепятствовал.
— Кажется, ваши… отношения с королевой дают вам возможность получить очень многое, — заметил Сесил.
— Мои отношения с королевой дают мне возможность сохранить голову на плечах только потому, что я единственный при этом дворе, кто ни разу у нее ничего не просил. Заметьте, мне нужна не ваша помощь, а только ваше слово не чинить мне препятствий.
Сесил устало посмотрел на собеседника:
— Вы плохо представляете себе мир, в котором я живу. Конечно, мой отец доверяет мне все больше, однако положение мое небезопасно. Королева относится ко мне… не лучшим образом, хотя и не настроена враждебно. Граф Эссекс постоянно ищет случая меня как-то ущемить. Мое влияние при дворе не так уж велико.
Трудно сказать, искал ли Сесил сочувствия Грэшема или просто хитрил.
— Я продемонстрирую вам свою… добрую волю, — продолжал он. — Вам нет нужды беспокоить сэра Фрэнсиса. Я не буду препятствовать вашему предполагаемому путешествию в Лиссабон. Вы сможете следовать вместе со мной в составе нашей фландрской миссии как мой помощник. На бумаге вы будете считаться слугой, если это не оскорбительно для вашей гордости. — Он помолчал немного и добавил: — Но я поступаю так вовсе не из-за ваших угроз. Если бы я верил, будто это зависит от вас, то сам раздавил бы вас как муху. Я делаю это, ибо знаю: иногда людям приходится работать с мерзавцами, и потому что сам вижу — наша страна в опасности. А вы, несмотря на производимое вами впечатление, можете быть полезны для защиты от этой угрозы.
— Мне тоже приходится иногда работать с мерзавцами, — заметил Грэшем, улыбнувшись собеседнику.
Молодые люди слегка поклонились друг другу, и Грэшем удалился.
Следовало возвращаться, но пьяный лодочник заснул в лодке, и Грэшему пришлось грести самому. Был поздний час, и даже в припортовой гостинице царили темнота и тишина, нарушаемая время от времени лишь собачьим тявканьем. Грэшем осторожно постучал в дверь условным стуком. Манион где-то достал жареную курицу, которую теперь доедал. Рядом с ним на столе стоял кувшин с элем. Девушка спала во всей одежде. Манион укрыл ее грубым шерстяным одеялом. Он заговорил шепотом:
— Я, значит, тут поужинал малость и послал мальчишку — ну, узнать, приехал ли Джордж. Ну, он приехал. Мало того, еще карету прислал сюда. Этот малый сказал: за домом никто не следит.
— Джордж! — изумился Грэшем. — Неужто он уже вернулся?
Ответ они узнали после езды в тряской карете, которую в доме Уиллоби держали для того, чтобы вывозить в город стариков — родителей Джорджа. Конечно, для пожилых людей этот транспорт никуда не годился, зато Грэшем и его спутники получили возможность проехать по городу незамеченными. Анна явно изумилась, когда ее разбудили и отвели в карету, и еще больше — когда они прибыли на место и ее проводили наверх разбуженный мажордом и две служанки.
— Как же… — начал было Генри, но Джордж замахал руками и остановил его.
— Я потерял голову, когда увидел, как ты отплыл на дырявой посудине, — сказал он. — У меня пропала охота путешествовать, а потому, когда Дрейк на другой же день послал на родину судно сообщить приятную новость о захвате «Сан-Фелипе», я пересел на него и направился в Англию. По правде сказать, я надеялся нагнать тебя во время плавания. Дрейк не возражал, он все еще торжествовал по поводу богатой добычи. Ветер дул попутный, и я вернулся сюда три дня назад.
— А как они там восприняли исчезновение девушки? — поинтересовался Грэшем.
— По правде сказать, едва заметили его. Дрейк поорал немного, обвинил кого-то из матросов в изнасиловании и убийстве, а потом кто-то предположил, будто она безумно влюбилась в тебя и тайком пробралась на «Маргаритку». И Дрейк опять принялся считать дукаты.
— Кто-то? — недоверчиво переспросил Генри. Его друг не умел врать и покраснел в этом месте рассказа.
— Ну, допустим, я. Не хотелось мне, чтобы того матроса повесили. Он очень любил своих родителей и мухи бы не обидел. Ну да ладно. Расскажи лучше о своем путешествии.