— Вам нужно набраться мужества…
— Я обречен?
— Нет, нет, вы будете жить… Вы выживите, я вам обещаю, просто ваша жизнь не будет такой же, как прежде. В вас попало множество осколков, и, можно сказать, вы были на грани, но кишечник оказался не задет.
— А что? Что задето?
Он помолчал, потом сказал:
— Вы.
— Что?
— Так многие мужчины определяют эту часть тела.
— О нет!
Я все никак не мог осознать. Я бессмысленно повторял: «Нет, нет, нет», как будто полное отупение охватило меня.
— Мы сделали все, что могли. Но для жизни риска нет. Вы будете жить, будете жить.
И я жил.
Довольно случайно я оказался на фильме «Петер-бродяга». Я уже упоминал, как трудно было мне в то время (1922 год) найти моделей, которые согласились бы позировать. Я посещал кинотеатры, надеясь отыскать там подходящую мне фигуру — юных актрис не должно было задеть мое предложение.
Это был фильм Эрика А. Петчера, который выступил как его продюсер и режиссер, а также сыграл в нем главную роль. Чтобы избавиться от старой связи, герой поступает на службу в шведскую армию, любезничает с одной из дочек мэра того города, где стоит его полк, и после некоторых перипетий женится на богатой вдове. Это была комедия — во всяком случае, так утверждала афиша, — и я должен был вести себя соответственно — смеяться. Я ждал, когда появятся дочери мэра, и только ее одну я увидел. С той встречи в Упсале прошло уже три года, но я ни минуты не сомневался: это был все тот же немного неловкий подросток, и сквозь весь фильм она прошествовала со скучающим равнодушием. Она не казалась идеальной моделью для моих фотографий, но я понял, что ее лицо почему-то запало мне в душу, хотя в тот первый раз я даже не обратил на нее особого внимания.
Я приступил к поискам продюсерского центра и благодаря тому, что Эрика А. Петчера не было на месте, добился от секретарши некоторой информации, а именно, как мне найти девушку. У них не оказалось ее адреса. То ли они его потеряли, то ли она его не оставляла, то ли они и не интересовались местом ее жительства, потому что в любом случае господин Петчер не собирался вновь приглашать ее на роль (что он и подтвердил на следующий день в телефонном разговоре со мной). Юная актриса «не представляла собой ничего интересного… минуточку, кажется, она работала продавщицей в магазине готового платья. Рагнар Ринг рассказал о ней — он снял ее в нескольких рекламных роликах; пришлось даже пойти в магазин, чтобы посмотреть на нее, в ней несомненно что-то есть, но как она двигается — просто катастрофа. К тому же она никогда не сможет быть смешной; поговорите с Рагнаром, возможно, он что-то знает».
Ринг мне сказал, что ему известны мои работы и что она мне не подходит — совсем не тот тип, который мне нужен… «Видели фильм Петчера? Ну он и шутник, этот Петчер! Вам надо было посмотреть, что я из нее сделал: от нее ничего не требовалось, только демонстрировать платья, но любое платье на ней пропадало, она заслоняла их самой собой. Думаю, заказчики были не очень довольны результатом, я их понимаю. Не знаю, что они сделали с пленкой, вероятнее всего, выкинули. Жаль, не догадался сохранить на память хотя бы один снимок… Как это объяснить? Мы с вами в чем-то похожи, вы поймете меня, если я скажу, что у меня наметан глаз и что мы с вами умеем распознавать тех, чьи лица наполнены светом. Жаль только, что сами мы для этих лиц не представляем никакого интереса. Ее адрес? Конечно, куда ж я его засунул… Я с тех пор переехал, невозможно ничего найти. Но это просто: нужно зайти в какой-нибудь из магазинов фирмы „PUB“. Она работала в таком, насколько я помню. Возможно, она еще там».
Там ее не было, но я встретил подругу ее сестры («нет, она здесь больше не работает, она теперь снимается в кино»), которая дала мне ее адрес. Она жила в квартале Ле Содер, куда я и отправился на следующий день.
Квартал Ле Содер находился на юге Стокгольма, чуть за чертой города, и представлял собой настоящий муравейник: дружелюбные улицы столицы оборачивались пустырями и сараями с крышами из листового железа, под которыми размещались серые и неприглядные жилища.
Она была дома. На ее лице не отразилось ни капли удивления.
— Это вы, — просто сказала она, как будто мы расстались накануне.
Это и вправду был я, и я поведал ей причину своего визита.
— Какое я имею к этому отношение?
— Вы были свидетелем. Немым, неподвижным свидетелем того мгновения, когда я понял, кто я есть.
— Вы и так это знали!
— Знал, конечно. Знал, но отказывался понимать. В тот момент я осознал, каково это, когда смотришь на свою тайну не только как на скрытое знание. Это просто, но глазами чужого человека.