Съемки начинаются в мае 1939-го, сам фильм выходит в ноябре. Режиссер — Любич. Америка сначала удивлена, потом разгневана видом ее смеющегося лица на экране. Она снова хочет смеяться, на этот раз в фильме Кьюкора. Критики безжалостны: «Страстное желание замаскировать бессилие сценария, полное отсутствие подлинных чувств превращают ее в клоуна, шута, обезьяну на помосте. Было бы так же неловко наблюдать за кривляющейся Сарой Бернар. Подобное потрясение равнозначно лицезрению собственной бабушки, выпившей лишнего».
Тогда она уходит из кинематографа, навсегда, в возрасте тридцати шести лет. Путешествует. Познает хандру бесконечно плывущего куда-то парохода, зябкие пробуждения в холодных гостиничных номерах, головокружительную смену пейзажей, горечь быстротечных романов. Она никогда не вернется в Голливуд.
Решение Греты, принятое в расцвете славы, потрясло мир, а газетчики как с цепи сорвались: одни не хотели этому верить и постоянно объявляли о ее возвращении, другие множили невразумительные объяснения ее поступка. Ее приход в кино был связан с тайной, тайной же оказался окутанным и ее уход. То, что я знал ее ближе, чем остальные, не позволяло мне лучше понимать ее: я уже говорил, что ничья жизнь не открывается перед нами полностью, нам удается ухватить лишь фрагменты. Вот один из них — возможно, я о нем уже вспоминал, — который позволит нам чуть приблизиться к ней. Однажды, когда она шла по двору студии, от группы статистов отделился мальчишка, он держал в руках блокнотик для автографов; мальчик направился к ней, а она убежала, будто ее вдруг охватила паника. Можно представить, как мальчишка возвращается после своей неудачной попытки к друзьям и спрашивает: «Вы видели? Нет, вы это видели? Можно подумать, она меня испугалась!» И друзья объясняют ему, что она действительно испугалась, что она избегает незнакомцев («Но я хотел только, чтобы она подписалась!» — обижается мальчишка), что она никогда не ставит своей подписи даже в регистрационных книгах в гостиницах, где каждый раз останавливается под каким-нибудь псевдонимом. «Но зачем она ведет себя так? Она ведь так известна, что ее все равно узнают!» Вполне справедливое замечание. Ее легко узнать, особенно когда она напяливает на себя старую шляпу, полностью скрывающую лицо, черные очки и слишком широкие для ее фигуры брюки — такие носит только она.
Она рассказала мне, как шла быстрым шагом через двор студии, мимо группы статистов, которые по ее просьбе и из уважения к ее неловкой маскировке по привычке сделали вид, что не замечают ее, а мальчишка с блокнотиком решил не упустить случай и направился к ней…
— Он приближался (рыжий мальчишка типа Микки Руни[43], у него был такой вид, словно весь мир принадлежит ему), я увидела блокнотик в его руке и не придумала ничего, кроме как ускорить шаг. Я чувствовала, что каждый его шаг увеличивает ощущение ужаса, что я не смогу принести ему ничего, кроме глубокого разочарования…
Она замолчала, и я продолжил за нее:
— Да. Действительно, он был бы серьезно разочарован, если бы обнаружил за черными очками, под старой, надвинутой на лицо, шляпой…
— …пустоту. Именно к этой пустоте он и приближался, пустоте, которая есть я и которой я должна быть. Мне не хотелось, чтобы он обнаружил это в столь юном возрасте, и я начала медленно пятиться, потом чуть быстрее, пока не развернулась и не бросилась бежать, будто безумная… Не знаю, рассказывала ли я тебе, Рубен Мамулян[44] сказал мне во время съемок «Королевы Кристины»: «Вам знакомо такое выражение — tabula rasa? Я хочу, чтобы ваше лицо было как гладкий лист бумаги, лист, который можно протянуть зрителю, чтобы он написал на нем свои переживания».
Мамулян был прав: образы рождаются из человеческого сознания, но необходимо, чтобы ничего не препятствовало их проекции. Хотя знаменитости живут плотской жизнью, Штернберг очень сетовал по этому поводу — по поводу страсти Марлен к готовке и тушеному мясу: «Богиня у плиты! Кто будет после этого верить в нее?» Прекрасно понятен, этот внезапный, хоть и временный бунт плоти от осознания того, что в другом пространстве существует лишь призрак. Однако у Греты никогда не было тела, даже лица. Даже лицо было скрыто под старой шляпой и черными очками: лицо не из плоти, но из света и тени. Думаю, ей и не хотелось существовать полностью, все вокруг нее происходило как-то само собой. И она бунтовала под конец, но тщеславность этого бунта стала вскоре слишком очевидной. И тогда она просто ушла, оставив после себя лишь легенду.
43
Микки Руни — американский актер, который до Второй мировой войны разрабатывал типаж бойкого, находчивого подростка.