Эдит отрицала убийство, пока я — ничего не подозревая — рассказала ей об обнаружении останков Юлиана во «дворце». Маргрете как всегда фамильярно отнеслась к своему участию в этом деле и, наверное, даже была уверена, что сделала все правильно. Я также не заметила, чтобы Майк или Харри испытывали чувство вины, если не считать, что один стал пьяницей, а другой маниакальным мазохистом. Жаклин, возможно, зашла так далеко, что использовала эту трагедию в своих целях, когда вернувшись из Америки, начала шантажировать Майка. Пьер же напротив, так и не смог простить себя и конструктивно использовал свою вину во благо, начав помогать Хансу Моргенроту и слабым и обездоленным в этом мире.
То, что я избегала его, было связано не столько с ним, сколько со мной. Я боялась, что если снова сойдусь с ним, то постоянно буду вспоминать о своей вине. Если ему не удастся развеять мои сомнения в собственной невиновности, то я навсегда останусь для себя самой сообщницей в убийстве, что ужасно опротивело мне. Пьер был своего рода последней надеждой, которую я хотела навсегда оставить за собой, потому что боялась осознать, что никакой надежды не было.
Но возможно я просто хотела наказать саму себя. Как-то же я должна ответить за то, что — возможно — сделала. Даже если я не была связана с событиями, произошедшими тридцать первого августа девяностого года, мое появление на Пёле все равно привело к аварии и смерти Сабины.
Садясь в аэропорту Франкфурта в самолет, летящий в Буэнос-Айрес, я намеревалась никогда больше не возвращаться, как можно больше забыть и постепенно признать себя невиновной. Причина была проста: я хотела выжить.
Глава 34
Октябрь 2013
— Авенида Каллао сто восемьдесят два, — Пьер назвал адрес таксисту в аэропорту Буэнос-Айреса.
Поездка привела его в один из самых элегантных кварталов трехмиллионного мегаполиса, который в этот октябрьский день предстал во всей своей расцветающей красоте. На островках безопасности цвели красные и желтые тюльпаны, a в люди кафе подставляли свои лица теплым солнечным лучам. Непоседливое оживление на улицах нравились Пьеру также как и ностальгическое очарование здания, в котором жила Лея. В лифте, который могла еще использовать Эва Перон, он ехал на восьмой этаж.
Роскошная серебряная вывеска звонка, о которой недавно ему рассказывала Лея, была заменена на более простую с деревянной резьбой.
— Пьер!
Лея выглядела нерешительной, будто не зная, должна ли она была броситься ему на шею или нет. Первое было бы ему дороже, но произошло второе. Но он летел несколько тысяч километров над Атлантикой на другую сторону мира не для того, чтобы лишиться мужества через десять секунд. Он даже рассчитывал на то, что Лея встретит его прохладно. Если бы кто-то высказал ему то, что высказала Маргрете Лее, он бы тоже чувствовал себя неуверенно.
— Входи, — сказала она.
Он мог чувствовать, как тяжело в тот момент было у нее на сердце, ведь с ним было то же самое. Она боялась того, что сделает с ней эта встреча, a он боялся, что Лея не найдет достаточно любви и мужества, чтобы второй раз начать все заново.
Девушка шла впереди него через свою светлую, просторную квартиру. Все в ней дышало мещанством и уютом, от ковров и мебели, до стен в пастельных тонах и огромной люстры. Вместо обязательных в таких квартирах картин, Лея увеличила свои любимые черно-белые фотографии и повесила их в рамках.
— Пожалуйста, садись. Хочешь что-нибудь выпить?
Пьер пренебрег обычными рамками, в которые Лея пыталась втиснуть его посещение. Он не пришел, чтобы поболтать за чашкой кофе, а имел твердую цель.
— Эдит мертва, — сказал он, — и Майк тоже.
— Что?
Конечно, она была шокирована. Лея не была человеком, желающим смерти другим, что бы они ни сделали.
— Две недели назад посреди ночи Майк въехал в стену на своей заводской территории на скорости более ста километров в час. Он не был пристегнут и имел в крови две промили. Он умер сразу.
Лея села в большое кресло, сдавила руками кованные подлокотники и неподвижно смотрела вперед, до тех пор пока – совершенно неожиданно – не закрыла лицо руками.