— Ну, хорошо, я не могу заставить тебя говорить со мной. Я протянула тебе руку, больше не могу ничего сделать.
«Надо бежать отсюда»,— подумала я. Было несправедливо по отношению к Маргрете, но я больше не могла выносить атмосферу этого дома, также как и подавленное состояние его обитателей, тусклое, подвальное освещение и подсознательную агрессию, которой здесь было пропитано буквально все.
Уже на выходе из кухни, я услышала, как Харри сказал:
— Почему ты просто не оставишь нас в покое? Ты больше не здешняя. Если уж ты не подохла, то возвращайся туда, откуда пришла.
Я обернулась и встретилась с его провоцирующим взглядом. Я стояла как громом пораженная. Насколько я знала, мне еще никто не желал смерти, и вот теперь появился человек, который сделал это. Почему он хотел от меня избавиться и даже желал моей смерти?
Не говоря ни слова, я вышла из их дома. Открыв калитку Петерсенов, меня передернуло второй раз. Как будто темноту на мгновение осветила вспышка фотоаппарата, и перед моим мысленным взором появился Харри, сидящий на газоне, рядом с тем местом, где я сейчас стояла. Он подогнул ноги и склонил голову к коленям, как обидевшийся ребенок, которого отругали. Несколько секунд спустя воспоминание исчезло навсегда. Было ли оно связано с моим приездом в мае или с моей юностью? Я не знала точно, так как видела Харри лишь смутно.
Медленно повернувшись, я заметила в одном из окон Харри. Отодвинув в сторону занавеску, он подозрительно наблюдал за мной.
Глава 11
Четырьмя месяцами ранее
В приемной начальника криминальной полиции Визмара у Сабины было достаточно времени, чтобы подумать о молодом человеке, из-за которого она была здесь. Вообще-то ей было не свойственно предаваться воспоминаниям, но Юлиан однажды сделал ей подарок, о котором она никогда не забывала.
На двадцать четвертый день рождения Сабины восемнадцатилетний парень написал для нее песню и спел ее в присутствии ее родителей и Леи. Это была песня не о любви, боже упаси, просто что-то безобидное, поэтическое. Однако для нее имел большое значение этот его жест, учитывая, что родители всегда дарили Сабине практические подарки: пуловеры и зимние куртки, рюкзаки и зонтики, и однажды даже шерстяное одеяло, словно она была потерпевшей кораблекрушение и искала приюта в доме Малеров.
Ее младшей сестре они напротив исполняли любые желания: сначала уроки игры на фортепиано в Визмаре, хотя каждый раз возить и забирать ее оттуда было не так-то просто, а через несколько месяцев у нее вообще пропало желание заниматься. Затем последовал отпуск в Болгарии, потому что Лея обязательно хотела побывать там. Родители кое-как наскребли все свои сбережения на эту поездку, чтобы принцесса потом сказала, что Болгария показалась ей просто ужасной. И, в конце концов, апельсиновое деревце в качестве комнатного растения, которое с таким трудом удалось достать и которое через полгода завяло без должного ухода Леи.
Как-то раз Сабина выяснила, что Лея находила вдохновение в романах и стихах. Занятия на фортепиано, Болгария и апельсиновое деревце встречались в каких-то книгах, которые читала ее сестра. Родители, которым она все рассказала, назвали ее причуды просто милыми. А если Сабина в драке с вредным одноклассником случайно порвала куртку, они давали ей меньше карманных денег.
Никому из них не приходила в голову мысль, что она тоже иногда хотела подарок для души, никому, кроме Юлиана. Он действительно был единственным человеком в ее юности, который хотя бы на мгновение заглянул к ней в душу и понял, что у нее тоже есть чувства и желания, и что она тоже была ранима. В его песне речь шла о цветке, который раскрывается, только когда никто не видит. Она уже забыла и название и сам текст, но этот жест был незабываем.
Сабина четко помнила, что сказала Лея в конце выступления Юлиана: «Воспевать мою сестру, все равно, что боготворить кактус».
— Ведьма, — четко и ясно сказала Сабина.
Секретарь приемной удивленно взглянула на нее.
— Осталось недолго, — сказала она. — Господин Амманн сейчас освободится.