Себастиан потянулся.
Не больно.
В последние недели боли он уже не испытывал, но по-прежнему с радостью отмечал, что может шевелиться без мучений.
Чуть более двух месяцев назад на него напали с ножом. Ранили в ногу и живот. Напал Эдвард Хинде, психопат и серийный убийца. Себастиана незамедлительно прооперировали, и казалось, все идет хорошо, даже очень, но потом возникли осложнения. Чуть больше недели в его проколотом легочном мешочке стоял дренаж. Когда его удалили, Себастиану сообщили, что выздоровление теперь – вопрос времени. Но тут приключилось воспаление легких, а после него образование жидкости. Ему снова прокололи дырку. Высосали и зашили. Выдали инструкции и домашние задания. Слишком много, слишком неприятные и скучные. Возможно, из-за воспаления легких. Возможно, ему бы их выдали в любом случае. Теперь он, по крайней мере, поправился. И со вчерашнего дня официально объявлен здоровым.
С телом у него было все в порядке, но его мысли постоянно возвращались к делу Хинде.
Отчасти потому, что Хинде отомстил ему, распорядившись убить нескольких женщин, с которыми Себастиан вступал в сексуальные отношения. Сам он убивать, разумеется, не мог, поскольку с 1996 года, когда Себастиан способствовал его поимке, сидел в спецкорпусе психиатрической больницы «Лёвхага». Однако ему все-таки удалось с помощью уборщика спецкорпуса осуществить часть своей мести.
Убито четыре женщины.
Их объединяло только одно: Себастиан Бергман.
Ощущение, что он виноват в смерти четырех женщин, было иррациональным, но тем не менее Себастиан не мог полностью от него отделаться. Когда Госкомиссия по расследованию убийств арестовала уборщика, Хинде бежал из заключения и похитил Ванью Литнер.
Неслучайно. Не потому, что она работала вместе с Себастианом в Госкомиссии. Нет, Хинде каким-то образом понял, что Ванья – дочь Себастиана.
Эдвард Хинде мертв, но иногда Себастиану приходила в голову мысль, что если Эдвард сумел выведать правду, то возможно, это сумеют сделать и другие. Ему этого не хотелось. У них с Ваньей сейчас были хорошие отношения. Лучше, чем когда-либо.
В том заброшенном доме, куда ее притащил Хинде, Себастиан спас ей жизнь. Это, естественно, сыграло свою роль. Себастиану было наплевать, терпит ли она его из благодарности. Главное, что терпит. Даже более того: за последние два месяца она дважды искала его общества. Сперва она навестила его в больнице, и потом, когда его выписали домой, но еще до того, как воспаление легких приковало его к постели, она предложила ему сходить выпить кофе.
Себастиан до сих пор помнил ощущение, когда он услышал ее вопрос.
Его дочь позвонила и захотела с ним встретиться.
Он почти не помнил, о чем они разговаривали. Ему хотелось сохранить в памяти каждую деталь, каждый нюанс, но мгновение было ошеломляющим. Ситуация слишком значимой. Они просидели в кафе полтора часа. Один на один. По ее желанию. Никаких жестоких слов. Никакой борьбы. Таким живым и увлеченным чем-нибудь он не чувствовал себя со второго дня Рождества 2004 года. Он раз за разом возвращался к проведенным вместе с ней девяноста минутам.
Их может стать больше. Будет больше. Он сможет снова начать работать. Хочет снова работать. Он даже ловил себя на том, что тоскует. По всему вместе, конечно, но главное для него – иметь возможность находиться поблизости от Ваньи. Он смирился с мыслью, что никогда не станет ей отцом. Любая попытка отобрать эту роль у Вальдемара Литнера закончится тем, что Себастиан все разрушит. Пока ему удалось выстроить не слишком многое. Одно посещение больницы и девяносто минут в кафе, но это уже что-то.
Принятие.
Определенная забота.
Возможно, даже начинающаяся дружба.
Себастиан откинул одеяло и встал. Отыскал на полу свои трусы, а остальную одежду на стуле, куда бросил ее девятью часами раньше. Взглянув напоследок в зеркало и проведя рукой по волосам, он открыл дверь спальни и пробрался в гостиную. Там он на минуту остановился в дверях. Из кухни в конце квартиры доносились звуки. Музыка. Позвякивание ложки о посуду. Юкке явно завтракал без него. Себастиан дошел до туалета, проскользнул туда и запер за собой дверь. Он мечтал принять душ, но мысль о том, что он снова разденется донага, находясь через стенку от сына Гуниллы, вынудила его отказаться от этой затеи. Он спустил воду, вымыл руки, умылся и вышел обратно в коридор.
Направляясь к входной двери, он понял, что придется пройти мимо кухни. Именно так он и намеревался поступить: просто пройти мимо. Если сидящий там сын посмотрит в его сторону, то увидит спину. Миновав кухню, Себастиан вышел в прихожую. Нашел свои ботинки, надел их и начал оглядывать крючки на стене в поисках куртки. Но не увидел ее.