Только сейчас он заметил еще одного человека, сидящего в темном углу на деревянном ящике. Это был мужчина с лохматой бородой, в черной, потрескавшейся куртке из кожзаменителя и в плешивой кроличьей шапке, не по размеру маленькой, невесть как прикрепленной к круглой лысой голове. Карманы его лоснящихся от жира брюк были выпуклыми, словно набиты каштанами.
– Пинжак с него сними! – произнес он с сильным азиатским акцентом.
– Пиджачочек, пожалуйста, – весело попросила страшная женщина, и пошевелила кривым, похожим на червя, пальцем.
– Какой еще пиджачочек!? – вскричал Кабанов, с усилием поднимаясь на ноги. Он понял, что его намерены ограбить. – Хватит!! Прекратите!! – громче закричал он, опасаясь, что одним только ограблением преступники могут не ограничиться. – Здесь есть полиция?!
Мужчина нехорошо рассмеялся, и в хохоте его тоже угадывался азиатский акцент.
– Я вместо нее, – сказал он. – Пинжак снимай! Или бесплатно жить тут хочешь?
– Ничего я не хочу! – не на шутку испугался Кабанов. – Как отсюда выйти?
– Только ногами вперед! – делая «козу», ехидно ответила страшная женщина. Она надвигалась на него, шевеля пальцами, и Кабанов с отчаянной силой прижался к земляной стене. Он бил в нее кулаками, выл, отплевывался, но надвигающаяся «коза» была настолько страшна и зловонна, что Кабанов скоро сдался, молниеносно снял пиджак и набросил его на пятнистую голову страшной женщины.
Азиат нетерпеливо дожидался добычи. Страшная женщина, обнюхивая пиджак, как служебная собака на оперативной работе, засеменила к азиату, и чем ближе она к нему приближалась, чем сильнее сгибались ее выпуклые коленки. Возле его широко расставленных ног она вообще пошла вприсядку, и пресмыкалась перед ним все то время, пока азиат деловито выворачивал карманы пиджака.
Кабанов, наблюдая за этим, пребывал в состоянии, близком к умопомешательству. «Может, я отбросил копыта? – думал он то ли в шутку, то ли всерьез. – И это уже загробное царство?» Как всякий убежденный атеист, он понятия не имел, как будет выглядеть тот чехольчик, который уготован для его души, весело там будет или не очень. Как всякий убежденный атеист Кабанов считал, что ничего плохого в жизни не совершил, потому что другие вообще наглеют безудержно, и им все с рук сходит. А раз так, то надо срочно взять себя в руки и оказать грабителям достойное сопротивление.
Кабанов пошарил руками в темноте и наткнулся на шероховатый древесный столб, подпирающий черный потолок. Вырвать его не удалось, столб стоял насмерть. Тогда Кабанов опустился на корточки и стал шарить под ногами. Тем временем азиат извлек из карманов пиджака ключи от квартиры, несколько смятых купюр и портмоне с банковскими картами. К ключам азиат проявил слабый интерес и, сняв их с кольца, затолкал в карманы. Кольцо кинул страшной женщине, которая неимоверно обрадовалась подарку и тотчас попыталась пристроить его в своем похожем на кукиш пупке в качестве пирсинга. Купюры азиат сначала разгладил на колене, затем помял как следует, потер друг о дружку, придавая им бархатистость и нежность, и аккуратно порвал на две части каждую. Обрывки он сложил стопочкой и сунул в обвисшие карманы куртки. Напялив пиджак поверх куртки, он осмотрел себя, подергал за обшлага, необыкновенно напоминая цирковую обезьяну.
– Я буду в кабинете, – поставил он в известность страшную женщину, но не успел подняться с ящика, как Кабанов медленно, но размеренно, как асфальтовый каток, двинулся на него.
– Быстро снял пиджак, чурка недоделанный! – громко потребовал Кабанов, давно уверовавший в то, что его внушительная комплекция вызывает у людей чувство страха.
Мало того, что азиат не испугался и ослушался. Он вдруг ловким движением выдернул из – за пояса тонкую заточку из гвоздя и ткнул ею в живот Кабанова. Нападение несло, скорее, демонстративный характер и не преследовало цели пропороть Кабанову внутренности. И все же Кабанов почувствовал слабый укол, его сразу же бросило в пот, ноги стали ватными, в голове зазвенело, и он едва удержался на ногах.
– Будешь знать, на кого руку поднимать, – нравоучительно заметил азиат, зачем-то вытер заточку о край пиджака и сунул ее на прежнее место. – Баран ты кизилский!
И сразу как будто забыл про Кабанова. Теряя остатки воли, Кабанов на шатких ногах вернулся на то место, где он пришел в сознание, сел на землю, обхватил колени и мелко задрожал.
– Ты что ж споришь с ним? – испуганно зашипела страшная женщина.
– Я хочу отсюда уйти, – произнес Кабанов. – Где тут выход?
– Нет тут выхода, – ответила страшная женщина и, оттянув край шарфа, стала яростно расчесывать шею грязными ногтями.