Я прислушалась.
Тишина.
Поддтолкнула себя на локтях и моргнула.
Чернота кругом.
Я приняла более-менее сидячее положение, подождала немного. Шатает, но не тошнит.
Ноги совершенно не слушались. Пользуясь руками, я потянула лодыжки к себе и начала их массировать. Медленно, но чувствительность все-таки возвращалась.
Снова прислушалась к звукам снаружи холодильника.
Тишина.
Перекинув ноги через бортик, я оттолкнулась от каталки.
Однако колени были совсем неживыми и я кулем свалилась на пол. Боль прострелила левое запястье.
Черт!
Ухватившись правой рукой за колесо каталки, я встала на четвереньки, а затем и полностью поднялась на нетвердых ногах.
Еще одна каталка.
Я здесь была не в одиночестве.
На каталке лежал мешок. И он не был пуст.
Я отскочила от трупа. Во рту пересохло, сердце бешено застучало.
Отвернулась, споткнулась и двинула в направлении, как я думала, двери.
Господи боже, у них есть на внутренней стороне ручки? У этих дверей есть внутренние ручки? Пусть там окажется ручка на внутренней стороне!
Я открыла за свою жизнь тысячи холодильников и никогда не замечала этого.
Дрожа, я брела в темноте.
Пожалуйста!
Холодный твердый металл. Гладкий. Я прошла дальше, ощупывая.
Пожалуйста! Пусть там будет ручка!
Я чувствовала как слабею с каждой минутой. Во рту остался стойкий вкус желчи, все тело колотило от дрожи.
Годы, десятилетия, несколько тысячелетий спустя, моя рука наконец нащупала что-то.
Да!
Я нажала ручку и толкнула дверь. Она открылась с мягким свистом. Я выглянула.
На светильнике остался снимок. Размытые серые пятна внутренних органов и непрозрачных костей — мрачный портрет сущности человека.
Комната для вскрытия номер три, слабо освещенная.
На каталке позади меня, значит, недавний пациент третьей комнаты? Нас сюда привез один и тот же человек?
Оставив дверь приоткрытой, я побрела к каталке и расстегнула молнию на мешке. Луч света упал на одутловатые белые ноги.
Я повертела табличку на пальце ноги, пытаясь прочитать имя. Света было недостаточно, а буквы были мелкие.
Рам…
Буквы сливались воедино, словно пузыри на воде.
Моргнула.
Рами…
Нечетко.
Рамирес.
Гватемальский эквивалент Смита или Джонса.
Я прошла к другому краю каталки, расстегивая молнию до головы.
На меня смотрело призрачно-бледное лицо Марии Цукерман с отверстием в виде маленькой черной точки во лбу. Пятна темнели на ее одежде.
Я подняла ее руку. Она была совершенно отвердевшей.
Не переставая дрожать, я снова прошла вдоль каталки, застегивая молнию.
Зачем? Глупая привычка.
Открыв дверь задом, я ступила в комнату номер три.
И к голове моей тут же ощутимо прижалось холодное дуло.
— Добро пожаловать обратно, доктор Брэннан.
Я узнала этот голос.
— Огромное вам спасибо, что избавили нас от ненужной поездки.
— Лукас?
Я чувствовала дуло, эту пустую пока трубку, которая легко могла послать пулю прямо мне в мозг.
— Вы ожидали кого-то еще?
— Диаза.
Лукас фыркнул.
— Диаз делает то, что я говорю ему.
Мои едва живые клетки головного мозга кричали одно слово.
Остановись!
— Вы убили Марию Цукерман. Зачем?
Голова становилась тяжелей, а я язык — неповоротливей.
— И вы убили Олли Нордстерна.
— Нордстерн был дураком.
— Нордстерн был достаточно умен, чтобы раскрыть вашу грязную игру.
Он на секунду задохнулся.
Продолжай отвлекать его разговором!
— Это же было ошибкой Патрисии Эдуардо? Она узнала чем занималась Цукерман?
— Вы, как погляжу, занятая девушка.
Комната начала вращаться.
— И вы крепкая, доктор Брэннан. Намного крепче, чем я ожидал.
Ствол оружия ткнулся мне в шею.
— Обратно в кроватку!
Второй тычок.
— Двигай!
Не возвращайся в холодильник!
— Я сказал идите.
Лукас пихнул меня в спину.
Нет!
Умереть от пули или бог знает когда в холодильнике? Я резко развернулась и рванула к двери.
Заперто!
Я обернулась, чтобы снова столкнуться с напавшим на меня Лукасом. Он ткнул мне в грудь «береттой».
Перед глазами все плыло.
— Давайте, доктор Лукас. Застрелите меня.
— Это мне не нужно.
Мы впивались друг в друга взглядом как осторожные животные.
— Почему Цукерман? — все же поинтересовалась я.
Лукас раскололся на четыре застывшие части.
— Почему Цукерман?