Выбрать главу

— Говорят, сгорел могильник Эзмил?

— Сгорел. Дотла.

— От чего?

— От пожара, — усмехнулся тотенграбер. — Поджог, наверное, кто-то.

— Может, маги? — предположил Аргамер.

— Не исключено. Как только город догорел, они бросились на пожарище искать древние магические артефакты. Говорят, погибло с десяток магов и втрое больше обычных людей — маговых помощников и простых мародёров.

— А могильщики были? — продолжал расспросы хозяин.

— Может, и были. Они не очень любят соваться на пожарища.

— Почему?

— Наверное, опасно.

— Не понимаю.

— Я тоже, — в который раз солгал могильщик. Он привык лгать в разговорах. Лгать, юлить, недоговаривать, говорить не всю правду всем, кого видел. Всем, кто не видел чёрных перчаток на его руках.

«Прискакал» сын Свиши. Он грохнул о стол бурдюк с брагой так, что содержимое чуть не разлетелось в разные стороны.

— Не балуй, — строго сказал Аргамер.

— Хорошо, пап.

— Набрал из угловой бочки?

— Ага.

— Ну, скачи.

— Ага.

— Бойкий мальчуган, — произнёс Велион, когда мальчишка ускакал на своём бутафорском коне вести свою воображаемую войну.

— Все в его возрасте бойкие, — улыбнулся Аргамер. — Я с одной ногой едва за ним бегаю, а он и не понимает, что мне тяжело.

— Он ещё совсем маленький.

— Да уж, конечно, — пробормотал Аргамер, разливая по стаканам брагу.

Они, не чокаясь, выпили.

Брага была приятной на вкус, крепость, и не малая, даже не чувствовалась — угадывалась. Велион выпил махом половину стакана и поставил его на стол.

Здесь многое изменилось. Другая мебель, добротная и не кособокая, новым деревом сверкали потолок и стены. Нищета, что была раньше, исчезла. Аргамер умел работать руками. Велион вспомнил свои убогие попытки починить мебель и горько усмехнулся про себя.

«Надо надраться, — подумал он, доедая пирог и одним глотком допивая брагу. — Надраться до чёртиков. Хвала богам, Аргамер не разговорчивый собеседник, вопросы задаёт только из вежливости, даже не зная, как поддержать разговор.

Надо надраться до чёртиков».

— Шлюха! — заорал мальчишка лет четырнадцати и запустил в Свишу камнем. — Проблядовка!

Свиша охнула и, выронив туесок с земляникой, схватилась руками за ушибленный крестец — мальчишка кидал камни метко, видимо, хорошо натренировался на белках и воронах. Вдова бросила затравленный взгляд на тотенграбера и, видимо, прочитав что-то в его глазах, попробовала схватить его за рукав, но было поздно. Велион в два прыжка подлетел к мальчишке, ухватил его за руку, в которой уже был зажат второй камень, и встряхнул. Парнишка взвизгнул, когда могильщик начал ему выворачивать руку из сустава. Этого Велион и ждал.

— Кинь в меня, — прошипел он, приближая своё лицо, исковерканное ненавистью, к побледневшему от боли и испуга лицо мальчишки. — Осмелишься кинуть в меня, а? В меня, более сильного, чем ты? Нет? Боишься получить сдачи? Ну?! Кинь! Или скажи — боишься?

— Велион, отпусти его! — с испугом в голосе крикнула Свиша.

— Сейчас, — холодно проговорил могильщик. Он встряхнул орущего благим матом паренька, услышал, как трещат его связки и отпустил. Мальчишка получил серьёзное растяжение, зато теперь он не сможет кинуть ни в кого камнем, хотя бы какое-то время. Может, этого времени ему будет достаточно, чтобы понять что-то. Если нет… если нет, то он рискует кончить так же, как те жители соседней деревни.

— Зачем ты это сделал? — со слезами в голосе крикнула вдова. — Зачем?

Велион промолчал. Он был зол. Зол на себя, на этого дрянного мальчишку, на Свишу. Зол, потому что опять не сдержался, зол, потому что мальчишка оскорблял его женщину, зол, потому что эти оскорбления были правдой. Но злость быстро уходила, оставляя место лишь горечи. И — уверенности.

Он стоял и смотрел, как Свиша собирает трясущимися руками выпавшую из туеска ягоду.

— Пойдём домой, — устало сказал он, когда вдова собрала последние раздавленные ягоды.

Они возвращались в тишине сгущающихся сумерек. Шли молча, даже не глядя друг на друга. В те минуты Велион чувствовал, насколько Свиша ему чужая. Да это и было так. Они слишком разные. Их чувства вскипели, меняя и ломая устоявшийся для каждого из них порядок вещей. Могильщик думал о том, что может стать крестьянином. Крестьянка… о чем думала крестьянка? Возможно, что всё изменится и в её жизни.