Унаследованная нами от майора берлога оказалась приятно глубокой, а в его рюкзаке нашлось около десятка жестянок с консервами, натуральная еда в банках и бутыль скотча. Так что, пока в ночи бушевал бой, мы уминали паштет на маленьких солёных крекерах, селёдку в сметанном соусе и польские колбаски на хлебцах с настоящей французской горчицей. Скотч мы весь выпили, а пиво оставили на завтрак.
Часами лейтенант вызывал артиллерию и воздушную поддержку, но без толку. Позднее мы выяснили, что враг начал согласованную атаку на все местные аэродромы, базы спецназа и каждый лагерь с пленными. Наш приоритет был куда более низким.
Затем, часа в три утра прилетел Снупи. Снупи — это большой транспортный самолёт, несущий исключительно боеприпасы и пушки Гатлинга. Поговаривали, что он способен пролететь над футбольным полем и нашпиговать свинцом каждый квадратный дюйм. Как бы то ни было, он обильно полил периметр огнём, и вражеские выстрелы стихли. Мы с Френчи заснули.
А с первым светом отправились собирать погибших. Их оказалось лишь четверо, включая майора, но его вид потрясал, по крайней мере, на фоне всего остального.
На нём, будто провели показательную аутопсию. Рубашка распахнута на груди, штаны спущены на бёдра, торакальные и абдоминальные полости вспороты, а внутри от пищевода до мошонки ничего — все мягкие ткани исчезли. Грудная клетка, будто кровавые пальцы, выпирала из-под обвисшей кожи. И нигде ни следа внутренностей, только множество высохшей крови.
Никто ничего не слышал. Менее чем в двадцати ярдах находилась огневая точка, и пулемётчики всю ночь держали ухо востро, но только мухи жужжали.
Может, зверь какой очень тихо поел. Тело не было вскрыто скальпелем или ножом: кожу рвали зубами и когтями, но, судя по виду, целенаправленно — от горла до мошонки.
А сушёный исчез. Ну, тот, с заострёнными зубами.
Есть лишь одно разумное объяснение. Нынче война не обходится без запудривания мозгов, и не только мы им балуемся, подкидывая несчастливые карты, играя на вере в магию и предрассудках. Узкоглазые знают, как впечатлительны американцы, и уродуют тела с умом. А ещё наш противник умеет двигаться очень тихо. Сушёный? Должно быть, его умыкнули, чисто чтобы нас подурить. Показать, что способны увести трупака прямо из-под носа.
А странный мумифицированный вид сушёного, плесень? Что ж, этому можно найти объяснение. Как я узнал, горцы в тех местах не закапывают мертвецов, а кладут в гробы из выдолбленных брёвен и оставляют над землёй. Поэтому не исключено, что сушёный был просто жертвой грабителя захоронений. Кажется, ближайшая деревушка находилась далеко, милях в двадцати, но я могу ошибаться. Или тело зачем-то пронесли это расстояние: вдруг вьетнамцы подбросили его, чтобы мы остановились в удобном для засады месте.
Наверное, так оно и есть. Только вот уже двадцать лет я по несколько ночей в неделю вижу одну и ту же ужасную картину.
Я вышел с фонариком, а тут он, сушёный — выгребает из тела майора ещё тёплые внутренности, рвёт их своими острыми зубами, равнодушно глядит на мой фонарик пустыми глазницами. Блестя от крови, встаёт, делает шаг ко мне… и я просыпаюсь в поту. С год это было так, а потом шагов стало два, потом — три. После двух десятков лет это существо покрывает половину расстояния и тянет ко мне окровавленные руки.
Врач выписывает мне снотворные. Я их не принимаю. Ещё, чего доброго, помогут.
Перевод — Анастасия Вий