Разместив все вещи, я прогулялась по кампусу, затем села на скамейку, чтобы посмотреть, как солнце опускается за кирпичные здания и окрашивает Чарльз в оранжевый цвет. Это было то, чего я никогда не делала, не сидела спокойно без книги для чтения, бумаги для изучения или телефона, чтобы пролистать. Мама говорила, что неподвижность позволяет воспринимать невидимое. До этого момента я никогда не понимала, что она имела в виду.
Я видела, как страх отразился на лице ребёнка, когда он потерял мать из виду, а затем его охватило облегчение, когда он нашёл её. Я видела, как боль сморщила лоб бегуна. Я видела отчаяние в глазах подростка, когда он шёл с острыми коленями, засунув руки в карманы. Я почувствовала волнение, исходящее от женщины, разговаривающей по телефону.
Насытившись чужими эмоциями, я направилась обратно в общежитие. Кора уже была там, в её тёмном, подведённом карандашом взгляде сквозило беспокойство.
— Ты сняла простыни с кровати, — сказала она.
— Да. Я всё упаковала.
— Ты должна провести здесь ночь, а утром уехать.
— Мне нравится вести машину ночью. Это успокаивает.
Она поморщилась, отчего серебряная шпилька в её носу сверкнула.
— Ты очень странная девушка, Катори Прайс. Но я хочу, чтобы ты знала, что ты была моей любимой соседкой по комнате.
— Потому что я ухожу?
Она улыбнулась.
— Потому что ты была уважительна. Потому что ты не думала, что я какая-то практикующая ведьма. Очевидно, некоторые девушки с третьего этажа думают, что я творю заклинания в свободное время.
Приятное жужжание в моём мозгу сразу стихло, как выключенный телевизор. Хотя Кора имела в виду это как шутку, это напомнило мне о Роуэне, о фейри и охотниках, о вещах, которых не должно было существовать, но которые существовали. Я потёрла свою татуировку. Даже если бы я решила остаться человеком, какую жизнь я бы вела, неся все эти знания повсюду?
— Я не такая, — сказала она, приняв моё молчание за тревогу. — Расслабься.
— Конечно, нет.
— Идём. Я заказала нам столик в ресторане, который мне до смерти хотелось посетить.
Оглядевшись в последний раз, я отвернулась и последовала за Корой вниз по лестнице. Мы прошли несколько кварталов, болтая о её занятиях и о Дюке. Казалось, что все студенты вышли на улицу; рестораны и кофейни ломились от хихикающих, шумных групп.
Роуэн был очень тихим.
— Я вернусь в сентябре, — сказала я, хотя Кора не спрашивала.
Я говорила улицам, и я говорила себе.
Мы вошли в тёмный и узкий ресторан без навеса, похожий на заброшенный бордель. Чёрно-белые фотографии чувственных стереотипов украшали красные стены. Громкая лаунж-музыка вызывала у меня желание танцевать. На самом деле несколько человек танцевали в задней части ресторана. Г-образный медный бар тянулся по всей длине заведения, и свободного барного стула не было видно.
— Разрешено ли вообще носить нижнее бельё на публике? — спросила я Кору, когда хостес в ослепительном лифчике и трусиках повела нас к нашему столику.
Конечно, на ней были чулки в сеточку и сапоги до колен, но это вряд ли можно было считать настоящей одеждой.
— Я так думаю, — сказала она, её тёмные глаза были загипнотизированы густой, шумной толпой.
Хостес вручила нам меню. Когда я прочитала название, выбитое на кожаной обложке, я резко подняла взгляд на Кору.
— Кто сказал тебе прийти сюда?
— Я читала об этом. «Пассаж» был признан лучшим баром и рестораном в районе Бостона.
Я огляделась вокруг, ожидая увидеть сияющих людей, но этого не произошло. С другой стороны, фейри сияли только в лунном свете. Что означало, что все здесь могли быть фейри. У меня скрутило желудок, и я продолжала оглядываться вокруг на протяжении всего ужина, не в силах сосредоточиться ни на чём, что говорила Кора. Не то чтобы я действительно могла расслышать её из-за шума.
Я боялась есть блюда, опасаясь мальвы, размолотой над каждым блюдом. Я откусила лист салата, но потом остановилась. Что, если бы это был лист мальвы? Я пила воду, но даже это делала осторожно, делая каждый глоток с интервалом, проверяя, не чувствую ли я себя странно. После получаса без жужжания я решила, что вода безопасна, и наполнила свой бурлящий желудок ей.
Кора что-то произнесла одними губами. Ну, она произнесла это, но я её не расслышала, поэтому наклонилась.
— Что ты набила себе на руке?
Я показала ей.
— Загадочно, — сказала она. — Но это так верно, — она сделала глоток вина. — Ты должна попробовать это вино! Это невероятно.
— Я не хочу пить и садиться за руль, — крикнула я в ответ.