Ей налили шампанского.
– У нас невероятный повод для счастья, Лярн больше не обречен! – провозгласил Тлемлелх, поднимая явно не первый по счету бокал.
– Нашу радость омрачает лишь одно – остался неизвестным многомудрый герой, который нашел ослепительные, как свет солнца в зените, и разящие, как удар клинка, аргументы, и мы не можем выразить ему свою безмерную благодарность за сию величайшую услугу, – подхватил Крамлегеургл.
– И что это были за аргументы, мы тоже до сих пор не знаем, и не можем насладиться их выверенной спасительной беспощадностью! – добавил сотрудник посольства, который обнимал ноккату субтропическую в кадке и вместе с ней покачивался, рискуя опрокинуть декоративное растение.
– И пусть я никогда не вернусь на Лярн, сколько бы ни уговаривали, меня переполняет ликование оттого, что горестная неизбежность рассеялась, как ночной туман на рассвете! – добавил Тлемлелх.
– И алмазные лезвия неумолимой угрозы обернулись алмазными каплями росы, лунными брызгами вина! – выкрикнул еще один из дипломатов, откупоривая новую бутылку.
От этого галдежа и от алкоголя у Шени голова пошла кругом. Она протиснулась к окну, поближе к людям.
– Тина, это нежноцветущая Шениролл Чил Амари, моя ученица, – представил ее женщине-киборгу подошедший следом Тлемлелх. – Шени, это ослепительная Тина Хэдис, я обязан ей жизнью и тем, что попал на Нез!
– Рада познакомиться.
Профессор вернулся к дипломатам, а она наконец-то узнала от Тины, по какому случаю праздник.
– Вот это да! – ахнула Шени. – Как же это здорово!
То ли от ударившего в голову алкоголя, то ли на радостях ей хотелось кого-нибудь обнять. Даже профессор Бруяди, обычно ее раздражавший – а кого он не раздражает? – начал казаться человеком славным и симпатичным, пусть и с причудами.
В переговорах с лярнийским Флассом достигнут небывалый успех. До недавних пор мыслящий студень всего лишь соглашался принять, как допущение, что энбоно, неги и чливьясы – разумные существа (разницу между «разумной» и «неразумной» жизнью он понимал довольно своеобразно, исходя из собственных критериев, непостижимых для стороннего наблюдателя). Однако теперь он сообщил, что заблуждался на их счет и признает безоговорочную ценность их существования, так как его познакомили с аспектами, в прошлом от его внимания ускользавшими. Он сожалеет о том, что поедал разумных соседей по планете, и на будущее воздержится от подобных действий, а также не станет больше посягать на их территорию: единственный уцелевший материк останется в тех границах, которые есть на данный момент.
Произошло это буквально на днях, информация пришла по гиперсвязи.
– За двадцать восемь лет никто не мог этого добиться, – сказала в заключение Тина. – Первым случайным контактером была я, и знаю, каково это – пытаться в чем-то убедить Фласс. Потом с ним работали лучшие профессиональные переговорщики, и тоже успеха кот наплакал. А теперь кто-то сумел до него достучаться, но это человек со стороны, не из рабочей группы. Известно только, что он находится на Незе – местоположение Фласс определяет легко, хотя до сих пор непонятно, как он это делает. Контактер даже своего имени ему не назвал, никаких данных для идентификации не сообщил. Меня больше всего интересует, что это были за доводы, до которых никто из нас не додумался.
– А у Фласса об этом не спрашивали?
– Спрашивали, но потаенный жемчуг его знаний так и не явил нам свое дивное сияние при свете Изумрудного солнца, – ответил вместо Тины сотрудник посольства с раскрашенным в фиолетово-золотую полоску гребнем.
И это было еще не все. В довершение на одном из участков из черной массы океана вылепилась конструкция сложной формы, похожая очертаниями на прибрежный пейзаж с деревьями и старинными развалинами, а потом еще одна – переплетение абстрактных узоров, и Фласс поинтересовался у изумленных наблюдателей, нравятся ли им эти произведения искусства. Такое явление тоже было зафиксировано впервые.
– Здорово! – восхищенно повторила Шени. – А снимки есть? У меня как раз в это время было полно работы, я даже новости не смотрела, все пропустила…
Тина показала ей фото на своем компе: над необъятной поверхностью черного студня вздымаются, играя бликами, две колоссальных композиции на фоне бледного светящегося неба с нефритовой прозеленью.