– Да почему ты так о них говоришь?
– Называю вещи своими именами, – ухмыльнулся Эдвин. – Если понесешь в Космопол, отдай капитану Лагайму и расскажи всю историю в подробностях. О крабах в парке Хвадо не забудь, это его наверняка заинтересует. Заодно передай, что я готов прокомментировать ситуацию и даже, возможно, поделиться методикой, необходимой для обратной метаморфозы, но только при личной встрече – это обязательное условие.
– Ничего не поняла…
– Тебе и не надо понимать. Главное, передай ему, что я сказал.
– Значит, ты хочешь, чтобы я отнесла вазу в Космопол?
– Я всего лишь зритель. Выбор за тобой.
– Я уже пыталась ее туда отнести, еще до реставрации, но там как раз было ЧП, и всех выгнали на улицу. Это когда у них появилась дыра в стене.
– Да уж, – фыркнул Эдвин. – Стены там как вафли. Позорище.
– Об этом и в соцсетях писали, а другие говорили, что стены капитальные, но кто-то пронес через посты охраны армейский дезинтегратор. Если честно, мне вариант с полицией не очень-то. Лучше в посольство отнесу, если не возражаешь.
– Не возражаю и не одобряю. Потом расскажешь.
Ваза стояла между ними на скамейке, Эдвин взял ее, и на белой стене под балконом заиграли изумрудно-зеленые с радужными переливами солнечные пятна.
– Странное чувство, когда прощаешься с частью самого себя, – произнес он негромко и задумчиво. – Испытываешь и ностальгию, и облегчение, как будто расстался с грузом, который долго таскал с собой, хотя под конец он только мешал и причинял боль. Шени, ты знаешь о том, что в самом себе можно утонуть, как в омуте?
– Если сойдешь с ума?
– Сумасшествие не причина, а следствие. Со мной это однажды чуть не случилось. Вообрази компьютер, который со стороны выглядит, как природный объект – озеро с непрозрачной ледяной водой, громадный жидкий кристалл. Летом вода не нагревается, зимой не замерзает, автономный температурный режим. Если туда попадает человек – или сам нырнет, или кто поможет – запускается программа, которая взаимодействует даже не с сознанием, а с твоим, скажем так, бессмертным «я». Все, что она делает – это распаковывает архивы накопленных воспоминаний, но мало не покажется. Жизнь за жизнью, все дальше и дальше в прошлое… Вспомогательные программы не позволят тебе умереть от асфиксии или захлебнуться, вдобавок защитят организм от переохлаждения. В буквальном смысле там никто не тонет, ныряльщики умирают не от этого. Их сознание рвется в клочья под напором информационного потока, и перегруженный мозг погибает. Представь, что ты открыла шкаф, чтобы достать какую-то мелочь, и на тебя разом обрушилось содержимое всех полок и ящиков. Или встала под душ, а с потолка хлынул водопад Ирокату. Те же ощущения, только намного хуже. Объем информации чудовищный – как минимум за миллион лет, попробуй перевести в килобайты. Не удивительно, что все живое там якобы тонет. Удавил бы разработчиков.
Его лицо было похоже на застывшую маску вне времени и пространства, и в то же время на рисунок, который Шени набросала после «Снежного привета».
– Это метафора или такое озеро-компьютер действительно где-то есть?
– Есть, только не здесь.
– И его не охраняют, чтобы никто не лез?
– Местные власти охраняют, но по-разгильдяйски – в лучших бюрократических традициях. Время от времени кто-нибудь до него добирается, с предсказуемым финалом. В народе ходят слухи, что озеро исполняет желания, поэтому добровольцев хватает. Шени, ты все-таки прелесть – выслушала меня и бить не стала. Когда я попытался рассказать об этом другому человеку, без предупреждения получил в глаз.
– Может быть, ты сказал ему что-нибудь еще? – проницательно заметила Шени.
– Может быть, но бить меня все равно не стоило, – он ухмыльнулся, и «маска» исчезла, уступив место девятнадцатилетнему Эдвину Мангериани, брату Лаури. – Заворачивай вазу, пойдем. Отдам тебе гонорар, потом отвезу, куда скажешь. О «черных антикварах» ты больше не услышишь, даже на опознание не позовут.
Шени напряглась, и он добавил:
– Только не подумай, что кто-нибудь умер. Все живы, но у них теперь другие интересы, далекие и от криминала, и от искусства.
Шени сняла номер в дорогой и хорошо охраняемой кеодосской гостинице, принадлежащей клану Чил. Когда у тебя на руках куча денег и ценная ваза в придачу, лучше не рисковать. Хоть Эдвин и уверял, что ей ничего не угрожает.
Вспоминая разговор с ним, не могла отделаться от ощущения, будто он сказал ей куда больше, чем она поняла. Но он, похоже, говорил вовсе не для того, чтобы его поняли – его просто тянуло выговориться. Шени не стала ни о чем спрашивать, пусть и хотелось. Кому другому, может, и начала бы задавать вопросы, только не ему – не тому существу, чей портрет она нарисовала после знакомства в «Снежном привете».