Эта красота вызывала тревожное ощущение – необъяснимое, если не всматриваться в искаженные трещинами рисунки, и острое, как физическая боль, когда всмотришься. Катастрофа, которая даже не надвигается, а уже нанесла удар.
Запертое в стеклянных гранях время застыло, словно вязкий мёд, но еще есть шансы спасти этот зыбкий раздробленный мир – для этого надо вернуть ему гармонию, собрав осколки в правильном порядке.
Шени помотала головой, стряхивая наваждение. Ваза просит о помощи – это уже глюки начинаются... Хотя она, в отличие от Джаспера, никакой опасной дряни не употребляла.
Это всего лишь неодушевленный предмет.
Да, но произведение искусства – всегда нечто большее, чем неодушевленный предмет.
Она с сожалением вздохнула, потом фыркнула: похоже на киношную сцену романтического прощания! Убрала вазу в прозрачный защитный футляр, включила поле. Глазок индикатора на поцарапанном основании два раза мигнул, но все-таки зажегся. Перед тем как спрятать футляр в коробку из-под чайника, посмотрела в последний раз – и решила, что смогла бы, пожалуй, ее отреставрировать. Почти наверняка смогла бы.
Для этого надо не только видеть вазу, как объект, но и воспринимать ее, как нахлынувшую волну, во всей совокупности ощущений и впечатлений. Обычно это чувство возникало у Шени, когда ее сильно захватывал процесс рисования. Здесь предстоит не нарисовать, а сложить мозаику из осколков с готовым рисунком, но принцип тот же, и самое главное – она уже почувствовала , какой ваза должна быть. Среди осколков есть идентичные по форме – вероятно, это обусловлено особенностями неоднородного стекла – и криворукий подельник Джаспера второпях поменял их местами. А она могла бы… Но завтра утром она полетит в Кеодос, отнесет вазу куда следует и чистосердечно выложит все, что знает об этой истории.
Упаковав в рюкзак «Мирал» и коробку, Шени отправилась домой.
Перед тем как идти сдаваться, она плотно позавтракала. Кто знает, насколько затянутся объяснения, проверки, оформление протокола – хорошо, если все закончится до обеда.
Климатический купол над столицей работал бесперебойно, без него на тротуарах можно было бы яичницу жарить. Филиал Космопола находился на проспекте Гаирадо, многоэтажное здание из анизотропного черного стеклолита виднелось за другими высотками делового центра, горделиво сияющими на солнце – белыми, дымчато-серыми, синими с золотом. Шени постепенно замедляла шаг, неосознанно оттягивая тот момент, когда будет уже не передумать.
Взяла у робота-продавца сливочное мороженое с цукатами.
– Все будет хорошо! – пообещал автомат, напутствовавший добрым словом каждого покупателя. – Сегодня удачный день!
В той стороне, куда она направлялась, сверкнула в воздухе хрустальная вспышка. Фейерверк? Красиво… Надо взять себя за шиворот, дотащить до управления Космической полиции и покончить с этим делом, а потом она расскажет про вазу Тлемлелху.
Перед зеркально-черным зданием с эмблемой на фасаде – карающий меч правосудия на фоне закрученной в спираль Галактики – толпился народ. Какое-то мероприятие? Изнывая от внутренней борьбы – отдавать вазу ну совсем не хотелось, она ведь уже уловила, как надо правильно собрать фрагменты, вот бы посмотреть, что получится – Шени начала протискиваться к прозрачному кубу входной группы и в конце концов уткнулась в оцепление.
Космополовская охрана в бронекостюмах с закрытыми шлемами, роботы с портативными генераторами силового поля. Внутрь не пускают. На усыпанном битым стеклом тротуаре, с которого согнали всех посторонних, одиноко валяется офисное кресло со свернутой спинкой.
Лишь теперь Шени отвлеклась от внутреннего диалога между своим законопослушным «я» и одержимым вазой авантюрно-богемным «я», и прислушалась к репликам окружающих.
– Так это учебная или не учебная? Кто-нибудь скажет наконец?!
– Сработала сигнализация, потом объявили по громкой связи всем на выход…
– Да учебная, главный же грозился, что в следующий раз без предупреждения…
– Какая учебная, ты вон туда посмотри!
Шени тоже запрокинула голову: на уровне то ли седьмого, то ли восьмого этажа зияла в стене звездообразная пробоина в сетке трещин. Видимо, стекла высыпались оттуда, и кресло оттуда же выпало.
– Голограмму наложили, – возразил скептик. – Для приближения к реальным условиям. Стул подкинули списанный, а потом врубили тревогу.