И тут зашептались ветви ив. Нет. Кто-то – что-то зашипело позади, утробно рыкнуло. Она обернулась, но удар в лицо ослепил ее прежде, чем смутный образ обрел очертания человека. Последовал толчок в спину. Она рухнула, ударяясь лбом о каменный выступ берега. Застонала, пугаясь ослепляющей дезориентации. В глаза хлынула кровь, выше лодыжки сжалась мертвая хватка. Таня попыталась кричать, но голос, словно в кошмаре исчез, превратился в шепот, – осталась только сухая, цепенеющая попытка ползти перед тем, как боль победила, и чернота неба заглотила ее в себя.
Глава 5. Беспамятство
Рыхлый снег под ногами издавал противное чавканье, жующее подошвы людей. Аня с Витей следовали позади траурной процессии. На шаг в сторону, виновато опустив голову, брел Муха. Ярмак двигался с наглым видом, словно выслеживая укорительные взгляды окружающих, готовясь огрызаться при малейшем упреке. Агрессия всегда заменяла ему панику. Это Аня помнила. В детстве всем друзьям Лоры перепало тумаков. Всем, кроме обаятельной Нади. Она вела мужа под руку, словно удерживая от необдуманных действий. Костя не появился, и Лора одиноко стучала каблуками рядом с братом. Инга с мамой ушли вперед, сопровождать катафалк. Три музыканта в плащах трубили похоронный марш: звук гремел, сочился из земных расщелин. Дорога уходила вниз, и Ане казалось, что она спускается в яму.
Преодолев мост, скромная процессия приблизилась к кладбищу: человек двадцать-двадцать пять. Аня поднимала взгляд и тут же стыдливо опускала его. Ей хотелось взять брата под руку, но тот лишь отстраненно витал в скорбных мыслях. Четверо крепких мужчин достали гроб. Белые рюши, синяя обивка. Отец Тани выглядел обезумевшим истуканом. Действия выполнялись им заторможенно просто потому, что надо шагать, надо смотреть, надо дышать. Рядом с ним всхлипывала женщина, очевидно, тетя Тани.
– А што мать покойной девушки? – спросила беззубая старушка у Инги.
«Покойной девушки». Аня зажмурилась. Разве теперь Таня обрела покой? Она никогда не желала быть спокойной. Бунтовала, боролась. Она не может стать покойной девушкой. Покойной бабушкой, да. И возле ее гроба должны стоять правнуки.
Инга растерянно пожала плечами:
– Я не знаю, баб Тая. Не отпустили из больницы? – предположила.
Старуха запричитала:
– Ну да, ну да. Проклятая здесь земля. Ох, проклятая.
Все вздыхали тяжело при виде убитых горем родственников. Избегали смотреть на гроб только люди, отправившие Таню домой одну. Никто не признался участковому, что в тот вечер разразился скандал, что Тане залепили пощечину и она нетрезвая пошла через поселок, через ту злополучную балку в снегопад. Характер у нее всегда отличался резкостью. В выпускном классе ее поставили на учет за драку и прогулы. Мать тогда выпивала, отец крутил интрижки. Все в компании знали о скверной ситуации и безденежье, но жили собственными проблемами. Каждый выкарабкивался так, как мог. Жуткая логика. Аня впервые задумалась, а зачем они вообще дружили? Шумно праздновать? Выпивать от неловкости и робости? Сплетничать? Они до сих пор шумели, выпивали и сплетничали. И эти сплетни, все доверенные безрассудно тайны – держали их вместе опостылевшей верностью. В друзьях детства тяжелее всего рассмотреть злобу. Ты помнишь их искренними, отзывчивыми и ранимыми. Ты веришь, что они могут стать такими же невинными, как в семь лет.
Траурная процессия огибала нестройные ряды могил. Среди зарослей сирени, под каменной оградой кладбища, Аня заметила овчарку в желтом ошейнике. Собака скрылась прежде, чем она что-либо успела спросить у Вити. Ну и ладно. К черту эту овчарку. Все сейчас воспринималось неявственно. За два дня стоило бы смириться с трагедией. Но вот эта музыка. Разве нужно так долго трубить?
К могиле приблизился священник. Началась молитва.
Витя угрюмо осматривал людей.
Аня не могла заставить себя поднять глаза, посмотреть в гроб. Она наблюдала в отдалении. Из белых рюш виднелась лишь часть лица, но она помнила: раны от падения – смертельные раны синели на лбу и виске. Без макияжа Таня казалась юной школьницей. Болезненной, бледной, крепко спящей в белоснежном обрамлении рюш.
Ярмак достал сигарету, переминаясь с ноги на ногу. Надя отпустила его, устремив остекленевший взгляд на гроб. Толкни ее сейчас – упадет ледышкой. Лора приобняла невестку, осматривая людей. Все таращились на покойницу, не веря в происходящее, не зная куда деть себя в последний момент прощания.