– Навестим. Мне уезжать послезавтра. Я и так задержалась.
Бабушка закивала, расстроенно направляясь в зал с ложкой, позабыв о заварке и кружке с кипятком, куртке на стуле, и пекущем желании отчитать внука за непослушание.
Треснутые часы громко тикали на холодильнике. Аня жевала бутерброд, отхлебывая теплый чай. Она сидела под широкой люстрой за столом, будто в меловом круге, гипнотизируя одну точку на полу – оброненную монету – тусклые десять рублей, боясь, что они исчезнут в призрачном дыму. От хлопка двери, она вздрогнула и чуть не поперхнулась. Вошел взъерошенный Витя:
– Привет! – Кивок. – Ба, я дома!
Он сразу шмыгнул в ванную. Вода шумела, а бабушка звала требовательно:
– Иди сюда! Витя! Сюда зайди!
Входная дверь отворилась.
– Что там?
– Она рассержена, – предупредила Аня.
Витя вскинул брови, сжал губы. Аня лишь развела руками.
– Сам виноват.
Он отмахнулся и пошел в дом. Минуты три звучали пререкания. Потом разразился гневный монолог бабушки, завершившийся лишь после обещания внука: «Покажу. Все домашние. Утром до завтрака покажу».
Он вернулся на кухню, достал из шкафчика пустую кастрюлю и поставил воду на газ. Аня выждала пока брат отойдет от взбучки.
– Как ты мог запустить математику? После призовых мест?
– Не люблю олимпиады.
– Угу. Ты любишь двойки и нотации пожилого человека?
– Прекрати, – поморщился от ее приставучести. – Разве тебя не отчитывали? Когда по физике двойка светила?
– У тебя с Вениамином тоже не ладилось.
Витя немного притих, вспоминая клацающий говорок Вениамина Дмитриевича, учителя физики.
– Угу, – согласился. – Он любил, чтобы пресмыкались.
– Он еще работает?
– Не, уехал год назад. Жалобы учащихся, родители в управление ездили.
Брат раскрыл упаковку спагетти. Терпеть настойчивый взгляд Ани давалось с трудом – уступая, он выдохнул клятвенно:
– Я подтяну успеваемость, Аня. Хватит меня контролировать.
– И в мыслях не было. Только не ломай их, – кивнула она на спагетти. – И бросай в кипящую.
Он отложил пакет, усмехнулся. Аня щелкнула по конфете, и та завертелась юлой на клеенке. Конфета замерла, рядом с белой оберткой заалела капля.
– У тебя кровь, – услышала она испуганный голос брата.
Аня прижала палец к носу. Теплая густая влага покрыла кожу. Сквозь пальцы на стол капнула новая капля. Аня поднялась, пряча нос за ладонью, и заторопилась в ванную.
Причина – падение. Я ударилась или перенервничала. Она умылась. Это от падения и нервов. Новый плеск воды. Аня взглянула на себя в зеркало – отшатнулась: половина лица будто отмерла и побагровела. Она заморгала, вцепляясь в раковину. Отражение вновь встретило ее бледностью и царапинами, кровь текла не прекращаясь. Аня достала из корзины над раковиной рулон салфеток. Села на крышку унитаза, опустила голову, сжала переносицу. Кровь понемногу прекращалась, а волнение затухало. Послышался робкий стук в дверь.
– Можно? – спросил брат. – Ты в порядке?
– Я сейчас, – гнусаво ответила Аня. – Сейчас выйду.
– Тебя следовало везти в больницу.
– Глупости. Какая больница? Обычная слабость. Гемоглобин упал или давление.
Аня вышла спустя минуту, преодолев с деланной бодростью расстояние от веранды до обеденного стола. Они с братом заняли диван. Витя оставил вопросы, какое-то время ковыряясь молчаливо в разломленных спагетти. Аня жевала шоколадный батончик и поглядывала на блеклые отражения в окне.
– Завтра куплю тебе шоколадку, – сообщил брат воодушевленно. – Тогда, помнишь? Тогда, после обморока на похоронах деда мама купила тебе много плиток. Пять?
– Три, кажется.
– Нет. – Он хмурился. – Больше.
– Тебе виднее, ты их ел.
Они усмехнулись друг другу. Настроение размякло, зашевелилось радостью. Ради такого обмена улыбками стоило приехать, вырвать из прошлого немного доверия.
– Если хочешь, завтра можем и не ходить туда, – предложил Витя. – На кладбище. Тебе не здоровится.
Аня заколебалась. Собрать чемодан, уехать спозаранку, выключить телефон. И в беспамятстве потерять себя.
– Я приехала и к ней тоже. Мы сходим, хорошо? – Она с надеждой заглянула брату в глаза. – И постараемся впредь не ссорится.
Глава 6. Оборвыш
Пепельное небо давило хмурым безветрием. Могилы проступали айсбергами среди рыхлых сугробов вдоль троп. Новые мелкие снежинки парили в морозном воздухе, словно вокруг правила невесомость. Аня слабо ощущала твердую опору, пальцы рук и ног коченели. Они шмыгали с братом замерзшими носами, взирая на надгробие завороженно, виновато. Мысли не могли смириться, что женщины на фото больше нет. Не тогда, когда она ласково им улыбалась.