– Здесь только дай повод, – напомнила. – Люди сплетничать не брезгуют. Знаешь, вроде как – доля правды в каждой лжи.
– Ну да, приезжий холостяк, а отец укатил на полгода.
– И у Дины правда… правда с этим приезжим?..
– Нет, – Витя отошел волчонком. Потом немного ослабил неприязнь, смягчился. – Она такая грустная ходила, красится перестала, каблуки забросила. Когда крутят шуры-муры не выглядят настолько подавленными. Ведь он тоже – себе на уме, все расспрашивал о трагедии, о сестре и племяннице. А что бы ему ответили? Они прожили здесь всего-ничего. Дом покойного отца – старый, печка древняя. Я говорил уже, да. Это нам повезло с централизованной сетью. Только отопление теперь хуже стало: дров не прибавишь, мерзнем порой. Ну, не суть. – Витя накинул капюшон. – Байчурин горевал, сторонился всех. Наверное, местные разведенки от злобы приписали ему свихнутую кукушку и роман с замужней. У мамы ведь подруг не было – некому заступиться, оправдать, рты всем закрыть.
– Тебя донимали?
– Поначалу. – Витя шмыгнул носом, бравада его усиливалась. – Так, шуточки. Все, кроме Гриши. И Вики. Она как-то даже разругалась с классом. – Витя улыбнулся – и сник поспешно. – Но мы не встречались, ты не подумай.
Он спрятал руки в карманы темной парки, напыжился.
– Я ведь не против…
– Нет. Просто не встречались. Она сохла по этому… – Витя втянул воздух, немного ослабил неприязнь в голосе: – По соседу.
– Косте? По Сычеву? – не верилось Ане.
– Да. – Витя колко взглянул на сестру. – Что вы только в нем находили?
Это Аню задело. Сильно.
– Говоришь, как местные разведенки!
– Не обижайся.
– Обижайся? – Она повернулась к нему, сверля взглядом. – Я по нему не сохла!
– Ну он нравился тебе.
– Мне было-то лет тринадцать. Подростковые выдумки. Каждой ведь кто-то нравился.
– И вы с Лорой в одного втюрились. Но там взаимно получилось.
Аня накинула капюшон. Подружкам она доверилась зря. Ее уговорили признаться, посоветовали не скромничать и соглашаться на свидание, – а потом высмеяли за ложь. Спустя неделю Лора начала встречаться с Сычевым. Сразу поползли слухи, что у Ани увели любовь жизни. Слухи эти распространяли Инга, Надя и Таня, не без участия довольной Лоры. И Сыч назло подливал масло в огонь. Без сомнений. Подружки считали, что, страдая от неразделенной любви, Аня в пустую отместку начала встречаться с врагом Сыча – Юрой Никольским. Они якобы угадывали обиду в робких взглядах, в случайных вопросах, в «напускной» неприязни к Косте.
– Чепуха. Я на эту провокацию больше не ведусь.
Витя вскинул брови.
– Ты не должна была оправдываться. Они не понимали. Забудь, – извинился улыбкой.
– А ты не забыл? Ведь понимаешь, что никакой любви не было. Я видела синяки. Я знала, что бил – он.
– Я виноват, – шел брат на попятную. – Мы с Юрой сами ввязались в драку.
– Вас двое, а они, лбы, мутузили бомжа.
– Нам же не поверили. И Сыч уже извинялся раз сто, на работу звал. Люди меняются?
– Вот ты упертый! – горячилась Аня. – Всегда упертым был! Ослиная порода! Ты должен был показать синяки. Дядя бы в порошок стер этого гаденыша.
– Наверняка. – Витя виновато закивал. – И папу бы уволили. Дядя Сыча при связях. У него ружей полдома! Охоте и Сыча обучил – тот хвастался, даже кота застрелил.
– Всё напускное, прикрытие! Он ему не отец. Отправил бы домой. Потом ведь прогнал. – Аня махнула рукой. – Да ну тебя! Думай, что хочешь. Что хочешь, понял!
Витя отнял угрюмый взгляд от надгробия.
– Прости. – Раскаянно приблизился, протягивая мизинец. – Мир?
– Иди ты! – шикнула она вполголоса, смотря впереди себя.
– Мы ведь обещали не ссориться. – Витя положил руку ей на плечо неуверенно, словно она сейчас скинет ее, рьяно набросится с упреками. – Спасибо, что поверила мне. И не рассказала никому о тех синяках. Зенков угрожал язык вырвать. Глупо бояться, а я боялся, – Витя сглотнул, радуясь тому, что язык на месте. – Я панически верил, что нам с Юрой хана.
– Он тебя все равно поколотил. Сыч.
– Так, удара два. Садист хлопнутый. Я сказал, что хрен ему, а не с тобой свидание. – Витя довольно хохотнул. – И сейчас бы повторил.
Аня молчала, тяжело дыша в ослабевающем гневе. Тогда она ненавидела собственный отказ, всхлипывая над рухнувшими мечтами.
– Лишнее. Я до сих пор его избегаю.
– Ты у нас кремень. – Он шутливо толкнул кулаком ее в плечо. – Вика была такой же бойкой. Как ты. Ранимой, впечатлительной, но упрямой. Рассудительность часто принимают за слабость.