– Вы. Тимофей знает, какие лекарства брать.
– Она не в себе. Эти крики.
Аня изобразила неподдельный ужас, но мама продолжала задумчивый шаг. Кухня двигалась вслед за ней – зеленая ширма: вправо-влево, шурх-шурх. А за окнами падал снег.
– Витя несовершеннолетний. Он не может у друга жить. Не хватало, чтобы его в приют отправили!
– Мама, не езди туда, умоляю!
Нина хотела повысить голос, но при взгляде на бескровное лицо дочери осеклась. Аня только два дня как ужинала, обмороки прекратились.
– Анюта, милая, побережем нервы. – Погладила ее по распущенным волосам, обняла. – Ничего с бабушкой не случится. Она под присмотром врачей. Проходит курс лечения.
Аня смотрела на маму с невысказанной болью. Ей так хотелось, чтобы она услышала, почему в Сажной нельзя ни ногой, но предупреждение о монстрах из дыма казалось сказкой, как в историях Дины на ночь: «Вспоминая то, что мерещится – кличешь в дом».
– Я поеду. – Аня втянула грудью воздух. – Почему нет, ну? У меня завтра последний экзамен. Я вечером, на поезде.
– Исключено, – мама обхватила себя руками, прилипнув спиной к стене.
За последнюю неделю она похудела от усталости и волнения, и горчичного цвета платье отливало болотной зеленью. Аня настаивала:
– Ты ведь не сможешь там долго пробыть. Ну два-три дня? А Витя упрется, знаешь. Еще и его день рождения, друзья. Я могу там две недели побыть. Легко. Спокойно. – Аня закашлялась от оскомины собственного вранья – ничего легкого. И спокойного. – По рукам? Он ведь на меня обижен. Я помирюсь с ним, он приедет сюда. А? – Она насильно втолкнула в себя вилку с кашей. – Хорошо придумано? Я все исправлю. – Аня жевала без аппетита и нервозно косилась на седеющий город. – Мы поладим.
Мама с подозрением слушала дочь, пальцем потирая дисплей телефона.
– Аня, не думаю, что это хорошая идея. Я старше, я поговорю с учителями.
– Позвони им. Если что случится с бабушкой?! – воскликнула Аня, заламывая руки. – Она ведь только тебя узнает. С врачами ты договаривалась. – Аня уставилась в одну точку, бледнея от мысли: – А если она… Я ведь не смогу… Только не похороны.
И это подействовало.
Аня утешала мать, что остаться рядом с бабушкой – разумно, исключительно правильно. Аня почти ровесница брату. Они вместе выросли. Вопрос только в решительности, в желании найти компромисс. Приедет дядя Толя, и Аня не позволит ему напиваться до чертиков, потушит любой скандал. Она будет звонить каждый день. Близилась ночь, маму подкосили хлопоты последних дней. Доводы сработали.
Свет опять пустился в прятки.
Двадцать второго января Аня отправилась в Сажной.
Глава 8. Монстр
Куцая стрелка настенных часов неисправно подрагивала возле тройки. Витя сверился с наручным циферблатом. Часы в классе опаздывали на двадцать минут, превращая день в один бесконечный урок.
Доска на стене отличалась безукоризненной чистотой. Неудивительно. Сегодня дежурили сестры Евлаховы – Ксюша и Алена – активистки школы и звезды местной самодеятельности. В школе единой формой считались синие пиджаки с эмблемой, которые сестры обкалывали яркими брошами, булавками и значками. Они носили юбки с завышенной талией, полупрозрачные блузки или короткие свитера. Ногти неизменно заострялись, пальцы серебрились кольцами, а волосы гладко стелились по спине. Их подружки напоминали клонов.
На первой парте сидела самая наглая из Евлаховых, Ксюша. Она уничтожала Витю брезгливым взглядом, в то время как он в тысячный раз мысленно клеймил ее низкорослой пиявкой с губами клоуна и поросячьими глазками.
– В субботу мы узнавали цены, – сообщила Ксюша, осматривая лица уставших одноклассников. Парни слова пропускали мимо ушей, глазея в прореху между пуговицами на ее рубашке. – ХАММЕР от трех тысяч. Это только прокат, без бантов.
Витя негодующе оглянулся на класс. Сутулые фигуры школьников тонули в бледной серости огромных окон. Ни звука возражения. «Теперь им лимузин приспичило. ХАММЕР в бантах?» Витя озадаченно поерзал на стуле, нечаянно зацепив стенд прав и обязанностей учащихся. Ксюша пришпилила его взглядом к стене.
– А сколько уже в складчине? – спросил Даня Сахно, вяло перекидывая мощный вес тела вправо.
Ребята уже порядком устали от нудной летучки, затеянной сестрами. Алена Евлахова оккупировала учительский стол. Золотые кудри скрывали часть лица, но вот она приосанилась, в упор посмотрела на Витю:
– Должно быть сто восемь тысяч. Если бы некто не игнорировал взносы.