И вдруг ей стало жалко себя. Она увидела, что сейчас, когда Ив исчез, она стала одинока. «Никого! Никого! Миша?» Но при мысли о Мише ей стало больно, и она насильно отогнала и мысль о нем, и его образ, и даже его имя. Забралась с ногами на диван, смотрела перед собой и не видела того, на что смотрит.
И со страхом прислушивалась: что-то сильное и повелительное овладевает ею, подчиняет, приказывает и ведет. И оно так властно, что не подчиниться ему нельзя: можно только склониться перед ним.
Миша вернулся в одиннадцатом часу. Вошел тихо, как будто боялся побеспокоить Софью Андреевну. Остановился в дверях и всмотрелся в темноту комнаты: здесь ли она? Она его услышала.
— Это ты?
— Да…
Ей сначала показалось, будто она рада тому, что он уже вернулся и она не будет одна. Но тут же поняла, что быть вдвоем ей не под силу: не под силу говорить, слушать и, главное, не под силу перестать думать о том, что само приходит и заставляет думать о себе.
— Ты, конечно, хочешь есть… — заставила она себя сообразить. — Пойди и возьми чего-нибудь… А я не могу! Поищи! Что хочешь…
— Нет, я сыт…
Она хотела спросить — «Где ты был?», но сообразила, что надо будет выслушать ответ и потом опять сказать что-нибудь, а это ей было трудно. Она закрыла глаза, чтобы не слышать и не видеть.
— Иди к себе! — слабо попросила она, не открывая глаз. — И сиди там, у себя… Мне надо быть одной, я… Я сейчас не могу говорить!
Миша послушно вышел. «Что с нею? Что это с нею?» — с бьющимся сердцем спрашивал он себя. Вошел в свою комнату. Очень тихо и осторожно, боясь стукнуть, закрыл за собою дверь и остановился в растерянном недоумении. Что ему сейчас делать? Что можно и что нужно сейчас делать? Оставаться одному и ждать? Чего ждать?
Все так же осторожно, почти бесшумно ступая, дошел до кресла и сел. Не думал ни о чем, но чувствовал странное и странно: как будто в его комнате есть что-то, невидимое и неощутимое, присутствие чего постигается непонятным образом, но постигается так же несомненно, как свет — глазом, а боль — нервом. Боялся пошевелиться: то ли, чтобы не побеспокоить Софью Андреевну, то ли оттого, что какой-то предостерегающий инстинкт не позволял ему даже шорохом обнаруживать себя. Перед кем обнаруживать? Ведь в комнате никого нет. Но хотелось сжаться, спрятаться, стать невидимым и неслышным.
Прошел час, потом другой.
Вдруг он услышал, как Софья Андреевна быстро, бегом пробежала через комнату. Он приподнял голову и замер, затаив дыхание. Потом услышал, как она с маху отворила входную дверь. Он вскочил с места, к чему-то готовый. На секунду приостановился и, сам не зная зачем, тотчас же выбежал из комнаты. Дверь из гостиной на улицу была настежь распахнута, а за нею была ночь. Он выбежал не улицу и огляделся. Глянул направо, потом налево и увидел: по пустынной, темной улице, не по тротуару, а по мостовой, стремглав бежит Софья Андреевна. Она была уже далеко, и на улице было темно, но Миша, как это бывает в минуты особого напряжения, и глазами, и вспыхнувшим воображением увидел: она бежит, полусогнувшись и подавшись вперед, с перекошенным лицом и с обезумевшими глазами. Он слышал ее хриплое, запыхавшееся дыхание, видел ее растрепавшиеся волосы, видел ужас, охвативший ее и видел все, чего нельзя было увидеть в темноте. Она металась скачками то в одну сторону, то в другую, словно искала стену, щель или яму, где можно забиться и спрятаться. И она не бежала куда-то, а убегала от чего-то, спасаясь в беспамятстве.
И в том, что видел Миша, и в том, чего он не видел, было страшное, до холода страшное.
Он, не понимая, что он делает, бросился за нею и тоже побежал: не то для того, чтобы догнать ее, не то для того, чтобы самому убежать от нее. Но она уже свернула за угол, и ее не было видно. Миша остановился, тяжело, прерывисто и конвульсивно дыша. Постоял несколько минут и побежал назад, не отдавая себе отчета, почему он бежит, а не идет. Несколько раз на бегу останавливался и прислушивался, но никаких шагов позади не было слышно. Было тихо, и эта тишина тоже казалась страшной и зловещей.
Добежав до дома, бросился в ярко освещенный прямоугольник распахнутой двери, но испугался пустоты в комнате и тотчас же выскочил обратно на улицу. Остановился на ступеньках и стал ждать. Прислушивался: где Софья Андреевна? Возвращается ли она? Но она не возвращалась. Озноб стал трясти его.