Не то чтобы они не обсуждали ситуацию подробно во время бесконечной поездки из Черайаса в Серабор. Они должны были быть, по крайней мере, немного осмотрительными, так как никто не мог сказать, какая пара ушей, даже среди их собственных слуг, могла бы захотеть выслужиться перед черисийскими оккупантами, разнося сплетни. Но они знали друг друга очень давно. Ни у одного из них не осталось никаких сомнений относительно позиции, которую занимал другой. С другой стороны…
— С этим делом нужно обращаться осторожно, — мягко заметил Штормовая Крепость.
— О, я полностью согласен. — Ларчрос поморщился. — Если я не ошибаюсь, по крайней мере, некоторые из южан действительно готовы встать в очередь, чтобы лизнуть руку Кайлеба… или его задницу, если уж на то пошло! — Он с отвращением покачал головой. — И я никогда бы не подумал, что скажу это, но я почти уверен, что Каменная Наковальня тоже готов это сделать.
— Правда, милорд? — Яир покачал головой. — Признаюсь, я всегда думал, что граф был полностью предан князю Гектору. Не говоря уже о Матери-Церкви!
— Я тоже, Эйрвейн. — Ларчрос пожал плечами. — Однако, судя по тому, как он реагировал на любое предложение выиграть для нас время, я начинаю думать, что мы оба в нём ошибались. Либо это, либо его покинуло всё мужество. Я уж не говорю о его проклятом сыне!
Штормовая Крепость поразмыслил над тем, чтобы указать на то, что сэр Корин Гарвей, сын графа Каменной Наковальни, вероятно, сделал всё, что мог, перед лицом сокрушительного тактического превосходства черисийцев. Обвинение Гарвея в поражении его армии, каким бы удовлетворительным оно ни было, вряд ли было проявлением справедливости.
«С другой стороны, справедливость — это тоже не совсем то, что нам сейчас нужно, — напомнил себе граф. — И, если злость на Каменную Наковальню и Гарвея поможет… мотивировать Ражира или кого-то ещё, то так тому и быть».
— В любом случае, отче, — сказал он вслух, глядя на священника, — Каменная Наковальня, Тартарян и Северный Берег достаточно ясно дали понять, что они не готовы оказывать какое-либо вооружённое сопротивление. И перед тем, как отплыть в Чизхольм, Кайлеб — будь проклята его душа! — ещё яснее дал понять, что любой, кто не готов присягнуть ему на верность, будет лишён своих титулов и земель. — Он пожал плечами. — Я не могу сказать, что это стало для меня большим сюрпризом. В конце концов, в первую очередь именно по этой причине он и собирал нас всех в Менчире. И какой бы горькой ни была пилюля на вкус, он также тот, кто выиграл эту проклятую войну, так что я не думаю, что кто-то должен удивляться, когда он играет свою роль.
— А эта… мерзость, милорд? Эта его «Церковь Черис»?
— А он поставил духовенству тот же ультиматум, отче, — тяжело признал Штормовая Крепость. — Я уверен, что вы услышите об этом от вашего епископа — полагаю, я должен сказать, вашего нового епископа — достаточно скоро.
— Епископ-исполнитель Томис признал правильной ересь? — Яир в недоверии вытаращился на графа.
— Нет. На самом деле, епископ-исполнитель и отец Эйдрин, по-видимому, сумели выбраться из Менчира, несмотря на осадные рубежи, — ответил за Штормовую Крепость барон Ларчрос. — Никто точно не знает, как они это сделали, но тот факт, что они, похоже, сделали это, наводит на мысль, что «Император Кайлеб» не так непогрешим, как он хотел бы, чтобы мы поверили!
— Тогда кто…?
— Епископ Клейрмант. Или, я полагаю, мне следует сказать «архиепископ Клейрмант», — с горечью сказал Ларчрос, и Яир заметно побледнел.
Клейрмант Гейрлинг, епископ Тартарянский, один из самых уважаемых прелатов княжества Корисанд, был родом из самих Храмовых Земель. Надо признать, Гейрлинги едва ли составляли одну из действительно великих Церковных династий. Если бы они были такой династией, Клейрмант, несомненно, получил бы более престижное епископство. Но он всё-таки был по крайней мере дальним родственником нескольких нынешних викариев, что всегда давало ему большой моральный авторитет в рядах Корисандийского духовенства. Хуже того, он занимал свой престол уже шестнадцать лет, так ни разу и не съездив в отпуск обратно в Зион, и в процессе этого заработал репутацию необыкновенного благочестия. То, что он признал главенство еретика Стейнейра, стало серьёзным ударом по авторитету Церкви, и одна из рук Яира поднялась. Она начертала в воздухе знак Скипетра Лангхорна, и барон Ларчрос разразился лающим смехом, в котором было очень мало веселья.
— Я боюсь, что добрый епископ не единственный слуга Матери-Церкви, который сменил свои убеждения — или мне следует сказать свою сутану? — отче, — сказал он категорично. — На самом деле, я думаю, что это, возможно, было самой тревожной вещью в этом «Специальном Парламенте» Кайлеба, если уж на то пошло. Более трети — на самом деле, почти половина — епископов княжества были готовы заявить о своей верности «Церкви Черис». — Его губы скривились в отвращении. — А после того, как епископы показали дорогу, стоит ли удивляться, что остальные священнослужители последовали их примеру?