В период между весной 1524 и весной 1525 годов Фридрих отошел от общественной жизни и отправился в замок Лохау. Как вспоминает Спалатин, который к тому времени стал его постоянным компаньоном, за день до смерти Фридрих сидел на кресле с колесиками, которое изготовили, чтобы он мог перемещаться по резиденции. Его брат Иоганн ежедневно навещал его, облаченный в доспехи. Брат ждал, когда придется вступить в схватку с формирующейся крестьянской армией из тридцати двух тысяч человек. Перед самой кончиной Фридрих послал за Лютером, который в то время путешествовал по Тюрингии и не смог прибыть к его одру{163}. Спалатин записал последнюю волю и завещание Фридриха и после этого спросил князя, не страдает ли он, на что Фридрих ответил: «Только от боли».
Это последние зарегистрированные слова Фридриха. Приобщившись Святых Тайн — очевидно, в первый раз в новой лютеранской манере (в виде хлеба и вина) он умер во сне 5 мая. Через десять дней саксонские и гессенские силы разбили крестьянскую армию под Франкенгаузеном. Среди последних просьб Фридриха было обращение к празднующим победу князьям «быть милостивыми к крестьянам» и не обременять их надолго крупными денежными штрафами. Если бы Фридрих остался жив, то, по мнению Спалатина, он «определенно дал бы им какое-то облегчение». Вероятно, Фридрих обратился с этой просьбой, помня о жалящем памфлете Лютера. Несколькими месяцами раньше Лютер объяснил восстание крестьян тиранией князей и назвал Крестьянскую войну и вызванную ею анархию справедливым божественным наказанием этой тирании. В отличие от курфюрста Лютер — духовное лицо и сын шахтера — призывал к «безжалостному наказанию» крестьян после их восстания, и это его суждение базировалось как на Священном Писании, так и на саксонском праве{164}.
Тело Фридриха забальзамировали и поместили в обмазанный для сохранности смолой гроб, через пять дней после смерти его доставили в церковь при замке в Виттенберге. На службе коллега Лютера, виттенбергский гуманист и профессор греческого языка Филипп Меланхтон, провел на латыни поминальную службу, за ним Лютер читал проповедь на немецком о послании апостола Павла к Фессалоникийцам{165}. На похоронах на следующий день Лютер выступил с еще одной проповедью, таким образом, он дважды произнес последние слова над телом своего патрона и защитника, с которым при жизни ни разу не встречался лично, — все общение между ними проходило через Спалатина.
ГЕРМАНСКОЕ ВОССТАНИЕ
Среди многих современных студентов и среди ученых мужей бытует мнение, что Мартин Лютер стал человеком, который «жаловал митры князьям» [то есть возводил в епископский сан. — Прим. перев.] Также говорят, что его преследовала навязчивая идея о дьяволе, о грядущем и скором пришествии Христа и о Реформации, которая может произойти только в конце времен, а сам он был человеком, отделенным от общества и политики, как и движение Реформации. Утверждается, что те же самые мысли заставили его повернуться против прогрессивных антиавторитарных движений того времени: протестов бюргеров и ремесленников в городах, Крестьянской войны в сельской местности, новых сепаратистских религиозных групп. Все это обещало Германии увести ее от отсталой и закоснелой политики и морали.
Современники знали совсем иного человека и Реформацию. Во время периода становления, с 1518 по 1528 год, Лютер был предан германскому национализму и гражданской реформе, также как и восстановлению библейского христианства. Когда в 1520 году он впервые появился на европейской арене в виде графического образа, за этим стояли гуманисты из Нюрнберга и двор Виттенберга. Лютеру и Дюреру, который подписывал свои картины «Альбрехт Дюрер, немец» никогда не суждено было встретиться{166}. Они соприкасались друг с другом только своими работами и кругом общих друзей в Виттенберге и Нюрнберге.
Благодаря посредничеству Спалатина ранние работы Лютера широко распространялись среди немецких интеллектуалов. Дюрер одним из первых получал к ним доступ, как участник и основатель группы Пир-хгеймера, которая после 1517 года стала известна, как «общество Штаупица» в честь наставника Лютера Иоганна фон Штаупица{167}. Прилагая совместные усилия по образованию немцев и укреплению их положения во внешнем мире, в особенности среди итальянцев и французов, члены группы посвящали себя восстановлению, сохранению и экспорту германской истории и культуры. Группа избранных нюрнбергских ученых, юристов, купцов и политиков, имеющих влияние за пределами города, регулярно встречалась для обсуждения животрепещущих вопросов дня{168}.
Дюрер был среди первых немцев, прочитавших Девяносто пять тезисов Лютера в 1519 году, в немецком переводе члена группы Каспара Нюцеля — эти поддержка и одобрение прямо поставили протест Лютера на службу германскому национальному движению. В марте 1518 года Лютер отправил Дюреру благодарственное письмо, возможно за копию недавней картины «Страсти Христовы» (и то, и другое передавал Спалатин). Через два года Дюрер просил в письме Спалатина поблагодарить Фридриха Мудрого за «маленькую книгу Лютера». Вероятно, это был один из трактатов о Реформации 1520 года, в котором для широкой аудитории представлялись его учения и реформы. Поскольку Лютер теперь стал противоречивой фигурой в национальном масштабе, Дюрер также просил Спала-тина предпринять шаги для обеспечения безопасности «этого христианина, который помог мне в большой нужде». Последнее относилось к депрессии и меланхолии, которые одолели Дюрера в 1514—15 годах после «тяжелой смерти» матери и травматичного, неблагодарного, безденежного года на службе у императора Максимилиана I. Отдавая честь Лютеру, Дюрер выражал желание увековечить его в искусстве{169}.
С этим письмом Дюрер отправил три копии своих недавних гравюр с изображением давнего противника Фридриха, нового кардинала Альбрехта из Майнца, очевидно, как пример того, как Дюрер собирается увековечивать Лютера, если получит такую возможность. Альбрехт являлся еще одним патроном Дюрера, и тогда лучше был известен в Саксонии, как самое высокопоставленное лицо германской церкви из тех, кто стоял за раздачей индульгенций за пожертвования на Собор святого Петра. Желая довести до конца дело с портретом Лютера при дворе и получить официальное одобрение, Спалатин передал копию выполненного Дюрером портрета кардинала Альбрехта придворному художнику Виттенберга Кранаху.