До прихода Римского-Корсакова оркестровый класс не пользовался у учащихся популярностью. Предыдущий преподаватель по полугоду держал оркестрантов на какой-нибудь не особенно сложной пьесе. Пока отрабатывалась партия одних инструментов, другие исполнители бездельничали. Когда же наконец начинали играть все вместе, происходило нечто неимоверное: пользуясь тем, что дирижер плохо владел оркестром, учащиеся шалили, с серьезным видом исполняли какую-нибудь чепуху, а руководитель не мог понять, в чем дело.
С приходом Римского-Корсакова дело изменилось. Репертуар стал интересным, обновлялся часто. С самого начала Николай Андреевич обратился к доступным для учащихся симфониям Бетховена, к пьесам Глинки. Он смелее объединял группы оркестра, сократив время разучивания отдельных партий. Он ввел также исполнение «с листа», без предварительной подготовки. Все это нравилось учащимся. Что касается шалостей, то их пришлось прекратить хотя бы потому, что новый дирижер улавливал малейшую неточность в звучании, независимо от того, сколько инструментов играло одновременно. С феноменальным слухом Римского-Корсакова учащиеся познакомились очень скоро!
Николай Андреевич воспитывал молодежь в традициях «Могучей кучки». Это приносило ему удовлетворение. «Корсаков и сам сознает,— писал Бородин жене,— что может иметь громадное влияние на молодое поколение относительно выработки истинного направления в музыке. Прибавь к этому, что он же учит и композиции, следовательно, имеет самое могучее средство для направления молодежи на настоящий путь в искусстве. Да, не всякому дается такое счастье!»
Так началась многолетняя активная и полезная деятельность Римского-Корсакова в Петербургской консерватории, той самой, которая ныне носит его имя. Здесь хранятся и развиваются его педагогические и творческие традиции, здесь мраморной мемориальной доской отмечен класс, в котором он занимался, здесь берегут как реликвию его рукописи, ноты, по которым он дирижировал. Нужно, впрочем, отметить, что начало педагогической деятельности Николая Андреевича связано не с нынешним зданием Консерватории на Театральной площади, а с домом на бывшей Театральной улице (теперь дом № 1—3 на улице Зодчего Росси), где Консерватория находилась много лет.
Но вернемся на Пантелеймоновскую улицу.
Каждый день в комнате молодых людей звучала музыка. С утра за роялем обычно сидел Мусоргский, затем он уходил на службу, а его место занимал Римский-Корсаков. Вечерами роялем пользовались по договоренности или же показывали друг другу вновь сочиненное. Сюда часто приходили друзья — Стасов, Бородин, Кюи.
Товарищи отмечали благотворные результаты тесного творческого общения двух молодых композиторов. Каждый из них явно приносил другому большую пользу. Модест Петрович, по свидетельству Бородина, «усовершенствовал речитативную и декламационную сторону» музыки Римского-Корсакова. Тот, в свою очередь, «сгладил все шероховатости» гармонизации, оркестровки, музыкальных форм у Мусоргского. Конечно, период учения у обоих уже остался позади, каждый из них прочно стоял на ногах, имел свои взгляды. Но кто откажется от дельного совета, данного с глубоким пониманием намерений товарища, с глубоким уважением к нему, с любовью?
Они особенно были полезны друг другу, ибо в тот период соприкасались их творческие интересы. И Римский-Корсаков, и Мусоргский писали оперы, избрали для них жанр социальной народной драмы, сюжеты оба заимствовали из истории, находя в ней много ассоциаций с современностью. Композиторов привлекли переломные этапы истории. Их оперы посвящены тем моментам прошлого, когда решалась судьба не только отдельных личностей, не только семей, но русского народа в целом. И решалась эта судьба не велением божиим, не перстом царским, а самим русским народом. Жребий людской и в «Псковитянке», и в «Борисе Годунове» зависит от событий государственного масштаба. И так как драматичны избранные эпохи, то драматична и участь персонажей этих опер.
При всей несхожести творческих индивидуальностей композиторов немало общего оказалось у них в музыкальном воплощении сюжетов. Оба исходили из выработанных в кружке принципов. И Мусоргский, и Римский-Корсаков решительно отошли от устаревших форм, делавших спектакль «концертом в костюмах». Важное место в новаторских операх заняли развернутые сцены, в которых свободно и естественно чередовались сольные, ансамблевые и хоровые эпизоды. Молодые композиторы подняли роль оркестра. Большое внимание они уделили речитативам, добиваясь гибкости, речевой правдивости интонаций.