Внимание его обратилось к странностям этих зеркал. Теперь он заметил еще одну странную штуку — его отражение, а также отражения Брауна и Стэнтона, располагались не та той стороне! Если бы это действительно было зеркало, то его отражение должно находиться на противоположной стороне комнаты, как показано в зеркале.
А вся комната была такая, как и виделась глазу, а не перевернутая, какой должна быть в зеркальном отражении.
И зеркала не отражали сами себя. Там, где должны были стоять зеркала, в отражениях были просто стены черной пустоты.
Мысли у него окончательно смешались. Рацетти снова помотал головой.
— Ну, ладно… — пробормотал он. — Так зеркала это или что, говори, ты, старый канюк!..
И тут, прежде чем Браун заговорил, вмешался Стэнтон.
— Вы что, так одурманены, что даже не понимаете, как легко можно это проверить? — безразличным тоном спросил он.
— Что? Ничем я не одурманен, по крайней мере, тем, что ты имеешь в виду, — огрызнулся Рацетти. — Наверное, ты хочешь, чтобы я повернулся и прикоснулся к этому зеркалу? Ладно!
Он злобно усмехнулся и попятился к зеркалу, стоящему позади, по-прежнему держа обоих на мушке. Он горел решимостью узнать, почему отражения в этих зеркалах такие неправильные.
Время было тридцать три минуты пополудни. Если бы Рацетти мог заглянуть всего лишь на одиннадцать минут в прошлое, то услышал бы объяснение, хотя вряд ли понял бы его…
— Этот конец пространства, — продолжал Браун, шагая по помещению ко второй установке, — вообще бесполезен кому бы то ни было. Нам нужен, как я уже говорил, противоположный конец пространства. Вот, смотрите!
Он нажал кнопку. И на другой стороне комнаты появилось кажущееся обычным зеркало. В тот же миг стена небытия тоже преобразовалась в зеркальную стену. И в каждом из этих зеркал появилось отражение, прямо противоположное, чем то, какое показало бы обычное зеркало.
Лицо Брауна вспыхнуло каким-то юношеским энтузиазмом.
— Вспомните законы природы, — захихикал он. — Вспомните законы! Два конца пространства, параллельные друг другу, встречаются в этой точке. Свет, проникающий через один конец пространства, тут же появляется в другом, причем в том же направлении. Вот смотрите, я зажигаю спичку — но видите вы сейчас вовсе не отражение. Этот тот же самый свет, прошедший по ультра-измерениям, с одного конца нашей маленькой Вселенной к другому. И оба этих конца находятся в этом же помещении!
— М-да!.. — промычал Стэнтон и принялся ходить взад-вперед перед одним из «зеркал».
В «отражении» он видел себя на другой стороне комнаты! Видел свои слегка обвисшие сзади штаны!
Затем он повернулся к Брауну и кивнул.
— Итак, вы были правы, — почтительно произнес он. — Вы не шутили, когда говорили, что это коренным образом изменит все виды транспорта в мире.
Браун взволнованно закивал, потирая руки.
— И изменит! — возбужденно закричал он — Изменит…
Вряд ли он был так в этом уверен, если бы мог заглянуть хотя бы на шесть минут в будущее.
Пятясь, Рацетти ровно держал пистолет, хотя в глазах у него все расплывалось, да и в голове стоял какой-то туман. Ему даже в голову не пришло, что расплывалось не в глазах. Глаза тут были вообще не при чем.
И он рассмеялся над Стэнтоном, решившим, что морфий отнял у него способность мыслить. Да, он убьет Стэнтона — а потом и Брауна. Но вначале он хотел удовлетворить свое любопытство.
Он пятился осторожными шагами. Главным образом, он хотел удостовериться, что расплывчатость зрения происходит из-за расплывчатости отражений. И он хотел убедиться, прежде чем совершить свое третье и четвертое — или четвертое и пятое? — убийства, что там, в зеркалах, не могло быть людей и не могло быть другой точно такой же комнаты. Разумеется, это и не могли быть другие люди, потому что он все же различал в зеркалах лица Стэнтона и Брауна.
Но, может, кто и любил рисковать, только не Рацетти. Он всегда действовал лишь наверняка.
Он взглянул на собственное отражение. И почувствовал облегчение. Отражение пятилось точно так же, как пятился он. Правда, пятилось по направлению к нему самому, но это было естественно для здешних странных отражений.
Пятясь и глядя на свое отражение, он не видел зеркала позади себя. Поэтому не знал, когда спина коснется его поверхности. Он все пятился и пятился…