Фил, извиваясь, покатился по эластичному полу.
Затем его движение остановилось.
Фил резко открыл глаза. И закричал бы, если бы имел функциональный голосовой аппарат. Но у него не было такового.
Возле него стояло мрачное чудовище с крыльями, как у летучей мыши, и мерно взмахивало этими крыльями, словно хотело разогнать темноту, простирающуюся во все стороны до бесконечности.
И Фил вдруг понял, хотя не было ничего, относительно которого он мог бы двигаться, что он летит с ужасающей быстротой.
У него не было тела.
Однако он почему-то чувствовал, что крепко стискивает зубы.
— Убирайся, дьявол! — сказал он каким-то странным способом, какой стал вдруг возможен.
Ужасное существо продолжало взмахивать крылами.
Но свинячьи глазки чудовища были почему-то полны печали.
— Это не правильно, — откашлявшись, сказало чудовище. — Это я должен уйти.
Фил, чувствуя, как его переполняет ненависть, сказал своей псевдоречью:
— Какая из Вселенных реальна: в которой ноль плюс ноль равняется нолю, или ноль плюс ноль равно единице?
Чудовище глянуло свинячьими глазками куда-то вдаль, словно там искало ответа, затем вновь обратило взгляд на Фила и, словно с ужасным предчувствием трагедии в глазах, произнесло одно лишь слово.
— Убирайся! — закричал Фил, взмахивая воображаемыми руками. — В тебе есть что-то ужасное… что-то, что я не могу выносить… ты внушаешь мне отвращение… ты источаешь слизь… А, кстати, куда мы летим?
— В другое место.
— То есть, ты не знаешь, куда?
— Нет, хозяин.
— Почему ты называешь меня хозяином?
— Потому что я должен оставаться с вами навсегда.
— Но я не хочу, чтобы ты оставался со мной навсегда. Я этого не вынесу!
Крылья летучей мыши замахали немного быстрее.
— Но в действительности вы хотите меня. И скоро сможете выносить. Скоро, — прошлепали его свисающие губы. — Как только ты поймешь, кто я.
— Так кто же ты, дьявол?
— Я — Элейн, — мрачно сказало чудовище. — То есть, вы хотите, чтобы я был Элейн. И я знаю, что вы жаждете ее.
— Убирайся! — опять закричал Фил. — Ты не можешь быть Элейн! И никогда ей не станешь! Ты ужасен! Будь ты проклят, убирайся и больше никогда не возвращайся!
Крылья летучей мыши поникли. Чудовище отстало и растворилось в темноте. Но из темноты донеслось:
— Я вернусь!..
А затем, перед лицом Филипа Грейдона появился другой Питер Фарджон. Точнее, не совсем перед лицом. И вообще не перед лицом, а, скорее, просто летел рядом в том же направлении, куда Фил летел и до доктора Питера Фарджона, хотя слово «направление» было бессмысленным в абсолютной пустоте и темноте.
Доктор Питер Фарджон оказался теперь существом, не имевшим вообще никаких размеров, но Фил тут же вдруг как-то понял, что в нем самом заключена вся известная Вселенная, как и в Питере Фарджоне заключена Вселенная, известная Фарджону, и они с Фарджоном занимали одно и то же место, хотя летели совершенно раздельно, и это было состояние, которое нельзя описать или даже назвать ни одним известным словом…
— Видения — это интересные образы, которые создает разум, работающий в условиях отсутствия сознания, — сказал доктор Питер Фарджон.
Фил сосредоточился на этой мысли.
— О каких видениях я вам рассказывал?
— Об одном, о Вселенной человека. И у ваших видений, кажется, есть определенная когерентность. Например, фантастическая Вселенная, как вы ее описываете, никоим образом не соотносится с самым уникальным, универсальным принципом, которому следую я. Вы называете его расстоянием. Да, возможно, в вашем видении и существует решение, объясняющее все противоречия в вашей космогонии. Теория о расстоянии. И даже у вашего понятия времени есть интригующие возможности, хотя оба понятия тупо отметают закон…
Фил глянул на него холодно и недружелюбно.