Преобразование заняло минут пятнадцать. Появились перья, черная окраска, потом крылья и клювы. Затем оба существа — большее звали Карайлайраба, а меньшее Оо, — захлопали крыльями, поднялись и полетели.
Они стали воронами. Для этого им пришлось пожертвовать одной из своих способностей, при помощи которой можно было бы мысленно переговариваться с любыми существами. Однако друг с другом они могли общаться по-прежнему.
Нужно отметить, что у существ с планеты Недотепа были линейные, однонаправленные умы. Да, они были разумны, даже чрезвычайно разумны. Но, разбираясь в человеческих мыслях на звездолете «Кларион», частенько путались в различных оттенках и окрасках определенных мыслеобразов. У них не было критериев, которые позволили бы им точно понять значение тех или иных мыслеобразов. Поэтому абстракции в сознании людей частенько принимались этими существами за действительность. Например, так было со Статуей Свободы. Они решили, что нашли саму свободу, которая имела такой чарующий смысл в человеческих умах.
И одновременно они обнаружили, что свобода имеет высший приоритет в человеческих умах, поэтому решили, что это некая материальная вещь, которой хочет обладать каждый.
И они решили заполучить Статую Свободы.
Две вороны взволнованно кружили над ней.
— Нас ждут великие дела, — прокаркал Оо на вороньем языке. — Если мы сможем заиметь что-то, первоначально принадлежавшее всему человеческому роду, то будем владеть чем-то действительно ценным. Но чтобы владеть этим, мы должны оказать услугу. А это подразумевает, что нам придется стать людьми.
Карайлайраба спикировал вниз и сел почистить перышки на факел, который леди держала в поднятой руке. Потом зачарованно уставился вниз, на паром Стэйтен-Айленда, который с такой высоты казался просто игрушечным. Оо приземлился возле собрата и, как обычно, взялся за составление планов дальнейших действий.
— Но мы должны стать не просто двумя людьми, — поправил он. — Мы должны стать двумя важными людьми. Карайлайраба, а где, по твоему, могут находиться два важных человека?
Карайлайраба просмотрел все свои недавно полученные знания о человеческих делах.
— На верхнем этаже крупнейшего отеля в городе? — рискнул предположить он.
— Точно! — радостно воскликнул Оо. — И я так подумал. По крайней мере, оттуда мы можем начать. Вперед!
В апартаментах верхнего этажа самого роскошного отеля Нью-Йорка они обнаружили вдвое больше, чем ожидали. Короче говоря, они нашли там Гарри Робертсона и Ангуса Пендлера, седовласого секретаря Гарри и одновременно его партнера. И, к своей радости, Карайлайраба и Оо тут же поняли, что эти двое тоже прилетели на звездолете «Кларион», на котором прибыли на землю два существа с Недотепы. Насколько они могли понять, Гарри Робертсон и Ангус Пендлер были учеными и носили перед именами приставку доктор. Оба они были нематологами, короче говоря, изучали круглых червей.
Оо быстренько изучил младшего — Робертсона, — с определенным интересом. Мысли Робертсона были заняты одновременно двумя вещами — червями и любовью. После долгих размышлений Оо решил, что черви реальны, а любовь — абстрактна. Первое относилось к третьей планете звезды Бетельгейзе, планете, которой владел Робертсон, и на которой круглые черви составляли почти единственную животную форму жизни. Второе же было неотрывно связано с девушкой по имени Мэри Лу Эванс. И Мэри Лу Эванс, и Гарри Робертсон использовали идиому любовь.
Однако, самым важным аспектом Гарри Робертсона являлось то, что он действительно был знаменит и очень интересен всему миру в целом, а медицине в особенности. Вот почему он занимал угловые апартаменты верхнего этажа отеля «Аризона». Этот роскошный номер был ему предоставлен ЗМА — Земной Медицинской Ассоциацией. Последние два года Гарри Робертс провел на своей, полной червей, планете. И, открыв сыворотку, которую вырабатывали эти черви и которая лечила несколько неизлечимых прежде заболеваний, Гарри Робертс вошел с историю медицины. Услуга, которую он оказал Человечеству, не поддавалась расчетам.
Оо и Карайлайраба сидели на подоконнике в тридцати семи этажах над каньонами города и следили за Гарри. Гарри расхаживал взад-вперед, иногда ударяя кулаком себе по ладони со смачным звуком. И, делая это, он говорил, не переставая. Его голубые глаза сверкали гордостью, иногда он останавливался и отбрасывал назад непокорный темный вихор, но тот снова падал на его бронзовый лоб.