Надо что-то сказать, а в голову ничего не лезет. Единственное, что подумалось: до чего странная претензия. Я ведь здесь живу. Почему не могу пойти по этажу? Я же не слуга? Точно нет, хотя и дом этот не совсем мой.
— Приятель, не мешай, — буркнул я и хотел пойти дальше.
Вдруг в спину что-то ударило, и я шлёпнулся носом в ковёр.
— Ушаков, ты совсем ошалел? — возмутился малец. — Что за тон? Отвечай нормально, когда тебе вопрос задают.
Я приподнялся и обернулся. Вот же мелкий гадёныш! Он точно применил какую-то магию. Наверное, воздух. А теперь идёт ко мне. Надо что-то срочно предпринять. Не отстанет ведь просто так.
Войдя в подпространство, я сделал движение рукой, создавая в окружающем «киселе» направленную волну, и та ударила точно в грудь наглого юнца, отчего тот тоже распластался на полу.
Что-то внутри меня ликовало и злорадствовало, словно я давно хотел это сделать, но не мог, словно отомстил заклятому врагу. Злость победила страх. Возникло желание подойти к подонку и долго бить его ногами по голове, но не стоило поддаваться эмоциям, особенно не своим. Нервная система пока, кажется, выдавала прежние наработанные реакции, но я надеялся, она скоро перестроится.
Я встал с пола. Вскочил и мой оппонент, таращась на меня широко открытыми глазами:
— Ты как это сделал? Ты где этому научился, Ушаков? Ты как посмел? Ты на меня руку поднял? Да я тебе…
Недоумение в голосе парня сменилось негодованием. Праэнергия структурировалась вокруг его ладоней особым образом, и для любого, кто хоть немного разбирается в данном вопросе, стало бы очевидно, что за этим последует. Малец собрал воздушные потоки, чтобы нанести следующий удар. Я не позволил ему: создал в «киселе» вибрации, разрушающие стихийные чары, и юнец, как ни старался, так и не смог атаковать меня.
— Хватит! — рявкнул я и ударной волной второй раз уложил наглеца на ковёр. — Даже не пытайся. Иди куда шёл, мне некогда.
Паренёк приподнялся и вытаращился на меня. Он даже сказать ничего не мог — настолько сильно его шокировало случившееся.
А я вспомнил, где находится нужная мне лестница, и зашагал дальше. Она была за дверью в конце коридора. Чтобы попасть в свою комнату, требовалось подняться ещё на два этажа. Голова начинала проясняться.
Управление первоначальной энергией давалось мне не так легко, как в прошлой жизни, но навыки я полностью не растерял. Новое тело не создало непреодолимых препятствий, хоть и было гораздо слабее прежнего. Остальные же заклинатели здесь, судя по всему, изучают стихийную магию, а это значит, выходить в подпространство они неспособны. Впрочем, как знать, быть может, мастера первоосновы в этом мире тоже есть.
Четвёртый этаж (или, скорее, мезонин) имел узкий коридор, низкий потолок, да и убранство тут было попроще, чем в остальном доме. Чувствовалось, ремонт давно не делали. Одна из дверей была открыта. Там оказалась спальня… моя спальня, в которой находился высокий седовласый мужчина с бакенбардами, одетый в чёрный костюм. Он складывал вещи в чемодан.
— Я уже почти всё собрал, ваше благородие, — сказал он как ни в чём не бывало. — Всё, что позволил взять ваш батюшка. Валерий Васильевич подъедет с минуты на минуту.
— Хорошо. Дальше я сам. Ступай, — приказал я.
— Как скажете, ваше благородие. Вот эти вещи положите в чемодан, а вот это…
— Я понял, ступай.
Мне не терпелось остаться наедине с самим собой. Подумалось, что в спокойной обстановке быстро всё вспомню, поскольку в голове постепенно начало прояснять.
Когда слуга ушёл, я первым делом посмотрел на себя в зеркало. В отражении обнаружил паренька ненамного старше того, который мне встретился на втором этаже, роста чуть ниже среднего, с острыми чертами бледного лица и тусклым взглядом. Память подсказывала, что юношу в зеркале звали Вячеслав, а фамилию я уже слышал несколько раз за последние минут пятнадцать.
Также вспомнилось, куда мне предстоит отправиться. Я должен был поехать в Москву, в школу для заклинателей. Это считалось обязательным. Закон такой или что-то вроде того. Уезжал навсегда. Отчим не желал, чтобы я жил в его доме. Мать не возражала, но она не имела здесь голоса. Её образ вспоминался с теплотой, а вот отчим… Вячеслав ненавидел его лютой ненавистью. От этих эмоций я никуда не мог деться, хоть и плохо понимал, чем они вызваны.
Я запихнул в чемодан вещи, сложенные стопкой на кровати. Переоделся в лежащий здесь же костюм, состоящий из чёрных брюк и длиннополого старомодного пиджака (или, скорее, сюртука) синего цвета, под который надевались широкая рубаха с накрахмаленным стоячим воротником и жилетка. На шею требовалось повязать чёрный платок — что-то наподобие галстука.