Когда наши люди работали на «Кэлью» с горбачами около Бермудских островов, им представилось много случаев записать шум выдоха. Наш звукооператор Эжен Лагорио отметил, что можно различать на слух фонтаны разных китов.
Однажды, когда условия особенно благоприятствовали таким наблюдениям, кинооператоры сняли за день много отличных кадров, и под вечер «Кэлью», застопорив машину, бросил якорь. Семь-восемь китов как ни в чем не бывало ходили около судна, ничуть не обеспокоенные вторжением посторонних в их воды. Не смутило их и появление аквалангистов. Глубина здесь была небольшая; киты, судя по всему, паслись в свое удовольствие. Подолгу держались на поверхности, потом нырнут — и снова всплывают около «Кэлью». И Лагорио воспользовался случаем записать выдох каждого кита в отдельности. Один кит дышал как-то особенно громко, хрипло. Лагорио послушал и с самым серьезным видом объявил:
— Явный астматик…
Китообразные могут нырнуть лишь после того, как сделают на поверхности несколько выдохов-вдохов; число их различно у разных видов. Доктор Будкер пишет, что «голубому киту достаточно трех-четырех вдохов, финвалу — пяти-шести, сейвалу нужно десять — пятнадцать. Кашалот задерживается на поверхности 10–11 минут и делает 60–70 вдохов-выдохов, частота дыхания у него гораздо выше, чем у усатых китов».
Струя воздуха из дыхал вырывается под сильным напором и порой поднимается на 15–16 метров. Чем глубже и длительнее было погружение, тем мощнее выдох. Специалисты сформулировали такое правило: после 60-минутного погружения 20-метровый кашалот весом 60 тонн сделает 60 вдохов-выдохов. (Об этом говорит, в частности, Кеннет Норрис в книге «Киты и дельфины».)
Опытный китобой определит по фонтану не только вид, но и возраст и размеры кита. У финвала, например, два дыхала, фонтаны вырываются из обоих, но они сливаются в одну струю. А вот у гренландского кита отчетливо различаются две струи, направленные вперед. Фонтан горбача — прямая струя, расширяющаяся вверху.
Вопреки широко распространенному мнению фонтан кита — не струя воды. Профессор Будкер подчеркивает:
«Для кита анатомически невозможно извергать воду через дыхало, ведь у морских млекопитающих дыхательный и пищеварительный тракты не сообщаются. Дыхание и пищеварение обособлены друг от друга; проглоченная вода никак не может выйти через дыхало».
Почему же струя выдыхаемого воздуха напоминает белый столб? Скорее всего, при выдохе воздух, сжатый в грудной клетке кита во время погружения, расширяется, его температура понижается, и происходит конденсация водяных паров.
У менее крупных китообразных — дельфинов и косаток — фонтан невидим.
Как дыхательная пауза связана с частотой сердцебиений кита, так и фонтан, похоже, связан с этой частотой. Друг Теда Уокера, известный американский кардиолог Поль Дадли Уайт, ухитрился получить электрокардиограмму кита. До этого он записал кардиограмму слона (30 сердцебиений в минуту) и птицы (1000 сокращений в минуту). Очевидно, чем крупнее животное, тем реже бьется сердце.
Тед Уокер рассказал нам, что доктор Уайт выбрал для эксперимента серых китов как наиболее смирных. Он сам организовал экспедицию и арендовал судно. Однако члены экспедиции, незнакомые с нравом серых китов, попытались укрепить электроды на самке, которая сопровождала детеныша. Китовые мамаши вообще раздражительны, и эта самка весьма бурно реагировала на дерзкие действия людей. Она атаковала лодку, сломала руль, погнула винт и пробила дыру в корпусе. В ожидании помощи команда еле поспевала откачивать воду.
В конце концов доктор Уайт нашел в заливе Скаммон более покладистый 30-тонный экземпляр, благополучно укрепил на нем свои электроды и насчитал 27 сокращений сердца в минуту. Несомненно, тут сказалось то, что кит застрял на мели, ведь нормальная частота сердцебиений у серого кита — девять в минуту.
Глава пятая
Разговаривают, поют и слушают
Да, некоторые китообразные «разговаривают», и это совсем не ново. Об этом знал и писал Аристотель. Однако его свидетельства игнорировали, от них отмахивались, как от легенды, до тех самых дней, когда союзники в годы Второй мировой войны начали применять подводные микрофоны, чтобы выслеживать вражеские субмарины. У берегов Америки новый прибор сразу же уловил скрипы, щелчки, мяуканье; так были открыты голоса мира безмолвия: звучания ракообразных, стоны рыб, свист и кряканье дельфинов, крики кашалотов, трели усатых китов.
Конечно, не все звучания китообразных можно отнести к их «речи». Некоторые из них служат для ориентации и исследования среды.
Словом, человек — не первое млекопитающее, ориентирующееся в подводном царстве с помощью звука и ультразвука. Природа снабдила китообразных естественным сонаром.
Локаторы морских млекопитающих, позволяющие им обходить препятствия, отыскивать пищу и обнаруживать врагов, куда сложнее, чем может показаться на первый взгляд. Сейчас принято различать две функции звукового аппарата китообразных. Так, низкие частоты, похоже, применяются кашалотом, чтобы на большой глубине выслеживать кальмаров, а дельфинами — чтобы издали распознавать добычу или препятствия. Высокие же частоты, судя по всему, применяются для общения особей одного вида.
Столь важное для наземных млекопитающих зрение не играет ведущей роли у китообразных. Для них всего важнее слух. Усатые киты и кашалоты живут и действуют в мире звуков. Лишенные голосовых связок, они тем не менее разговаривают, поют, слушают. Отраженные звуковые сигналы рассказывают им об окружающем.
Кашалоты, общаясь между собой, «хрюкают», а ритмичные скрипы достаточно высокой частоты служат для исследования среды. Кашалоты слышат и определяют местонахождение друг друга на расстоянии трех миль с лишним.
Вот почему иногда можно встретить детеныша довольно далеко от родителей: они все время отлично знают, где он находится. И детеныш знает, где мама и папа.
Локатор кита нельзя назвать ни автоматическим, ни пассивным. Как мне кажется, приемопередатчик китов работает направленно, и, когда они исследуют окружение, им, по-видимому, приходится вращаться наподобие радарной антенны. Не этим ли объясняется то, что «Калипсо» удавалось, не спугнув кита, подобраться к нему сзади?
Когда же кит хочет выяснить, что происходит вокруг него, он становится вертикально и высовывает голову над водой. Это вовсе не для того, чтобы рассмотреть «Калипсо», как мы когда-то думали. Угол излучения звуковых сигналов (наверно, и приема тоже) составляет 90 градусов к цилиндрическому туловищу кита; очевидно, есть особое «ухо», обращенное ко дну.
Идя у поверхности, кашалот все время прощупывает глубины своим сонаром. И если пощелкивания выявляют крупного кальмара на глубине 600, 800 или 1000 метров, кит ныряет отвесно и атакует добычу. Мне кажется, гипотеза вертикальной локации убедительно объясняет вертикальные погружения кашалотов и гринд.
Судя по всему, очень сильно раздражает китов рокот подвесных моторов. Вероятно, все дело в частоте звука. И похоже, что это ею объясняется успех нашей тактики «виразу».
Представим себе, что звуковое кольцо создает помехи приему — и вот кит, сбитый с толку, замирает на месте. И нырнуть не может, потому что сонар не работает. (Вряд ли верно ожидать от кашалота, чтобы он нырял «рефлекторно», ведь этот кит достаточно высоко развит, он располагает альтернативами поведения.)
Не разобравшись как следует, насколько эффективен звуковой аппарат кашалотов, мы поторопились обвинить их в недостаточной лояльности к своим товарищам. И конечно, ошиблись. Когда попадает в беду кашалот, вожак приказывает стаду уходить. Но стадо держится в пределах звукового контакта, а эти пределы составляют не одну милю. Если отставший кит долго не присоединяется к товарищам, одного-двух членов стада отправляют проверить, в чем дело. К детенышу идет мать, к взрослому — другой взрослый.