Она поджимает губы, борясь с отягчающей улыбкой. В последние пару дней она становится все реже. Но сейчас я предпочитаю не думать об этом.
— Послушай, будет справедливо, если ты попробуешь мою штуку после того, как я вчера нагружала себя твоей, — заявляет она, с легкостью зашивая брючный шов. — Часами.
— Не драматизируй. — вздыхаю я. — По крайней мере, моя штука поможет тебе защититься.
Адена направляет на меня свою иглу. — Ты еще не видел, как я владею этой штукой.
Мой взгляд скользит по обрывкам ткани рядом с формой, которую она все еще собирает. — Разве не этим ты сейчас занимаешься?
Она на мгновение задумывается. — Полагаю, да.
— Я буду по-настоящему впечатлен, когда через два дня я буду выглядеть как Имперец.
— Знаю, знаю, — хмыкает она. — До нашей веселой миссии в замок осталось всего два дня.
Я качаю головой. — Не называй это так.
— Я так хочу увидеть Пэй, — практически визжит она, не обращая на меня внимания. — Осталось только выкроить костюм, чтобы он имитировал набивку, которая есть у Имперцев. О, и вырезать кожу для маски.
— Отлично. — Я делаю глубокий вдох, испытывая облегчение. — И ты помнишь план, верно? — Несмотря на ее непрекращающийся кивок, я решаю, что лучше напомнить ей. — Мы отправимся рано вечером, у нас будет больше часа, чтобы добраться до Арены. Там мы...
— Проберемся по тропинке в восточное крыло замка, пройдем сквозь стены и минуем стражу. — Она самодовольно улыбается. — Видишь, я же говорила, что помню.
— Невероятно впечатляет, — сухо отвечаю я. — Теперь мы будем держаться вместе и входить в комнаты, когда это необходимо...
— Подожди, а что я надену на нашу маленькую миссию?
Я сжимаю переносицу, чувствуя, как начинает раскалываться голова. — Пожалуйста. Не называй это...
— Я могу одеться как горничная! — Она в задумчивости прижимает палец к губам. — Хотя я не совсем понимаю, что они носят...
— Просто повяжи фартук на талию, — пренебрежительно говорю я. — Все равно будет темно. Вряд ли кто-то тебя увидит.
— Идеально. — Затем она кивает на жалкий кусок дерьма, над которым заставила меня работать. — А теперь иди. Тебе еще нужно сделать несколько швов.
— Ты не можешь быть серьезной.
Она слегка смеется. — Видел бы ты мои швы, когда мама впервые попыталась меня научить. Это была катастрофа. — Ее голос смягчается, а затем прерывается при упоминании о жизни, о которой я ничего не знаю.
— Ты не говоришь о ней, — тихо говорю я. — На самом деле, ты не говоришь ни о ком, кто не Пэй.
Она пожимает плечами, как будто прошлое, которое привело ее к этому настоящему, не имеет особого значения. — Да и говорить особо не о чем. Кроме того, — она смотрит на меня широко раскрытыми ореховыми глазами, — ты никогда не говоришь о Гере.
— Мне нечего сказать, — отвечаю я.
— Странно. — Ее голос бесстрастен, но ее пронзительный взгляд — совсем нет. — Я подумала, что она была очень важна для тебя, чтобы пройти через все эти трудности и увидеть ее в последний раз.
Точно. Я должен был увидеться с ней в последний раз. А не пытаться совершить предательство.
Я издаю звук раздражения. — Твое любопытство утомляет, дорогая.
— Кстати говоря, — с энтузиазмом говорит она, нахмурившись, — боюсь, я мало что о тебе знаю. Кроме твоих размеров, которые я, кстати, теперь запомнила.
— Надеюсь, ты знаешь, что меня это несколько нервирует...
— Ну, если ты не хочешь рассказывать мне о Гере, — вклинивается она, выглядя слегка взволнованной моим утаиванием информации, — расскажи мне что-нибудь еще.
— Я только что рассказал. — Пауза. — Твое любопытство утомляет меня.
Закатив свои ореховые глаза, она мужественно продолжает. — А как же твоя семья?
Я почти смеюсь. — О, просто дружная компания. Они бы тебе понравились.
Очевидно, она не чувствует сарказма, который я добавляю в каждое слово. — О, как чудесно! Я бы с удовольствием с ними познакомилась. — Ее лицо внезапно вспыхивает, прежде чем она добавляет: — Я имею в виду, если мы все еще будем видеться после всего этого.
И вот оно, то самое чувство вины. Чувство вины за то, что я бросаю ее, за то, что даю ей надежду на что-то, что неизбежно провалится. Но я все равно чувствую его, отрицание своей медленной гибели в Адене. Потому что забота о Гере была единственной слабостью, которую я допускал, а эта девушка опасна еще больше.
Трагедия преследует меня повсюду, и я не достоин стать ее гибелью. Адена заслуживает сказочной судьбы, жизни, достойной ее света. А это значит, что я должен держаться от нее как можно дальше.
Должен.
— Не думаю, что нам стоит видеться после всего этого.
Ее глаза поднимаются от дорожки стежков, которую она прокладывает вдоль штанины. — П-почему?
Я пожимаю плечами с беззаботностью, которую изображаю. — Потому что моя неприветливость может отразиться на тебе.
Она поднимает подбородок и улыбается своей яркой улыбкой. — Думаю, ты просто боишься, что я сделаю тебя добрее.
Я хмурюсь. — Это было бы печально. У меня есть репутация, которую нужно поддерживать.
Ее взгляд возвращается к форме, лежащей у нее на коленях. — Как ты научился драться?
Мое горло сжимается, заставляя меня сглотнуть, прежде чем сказать: — Самоучка.
Она настойчиво требует уточнений. — Почему? Потому что ты хотел научиться пользоваться оружием, которое делал?
Потому что я боялся.
— Мой отец был кузнецом. — Мой голос стал тусклым. — Я научился всему, что знаю, наблюдая за ним. И почти всему, что касается боя.
Прежде чем она начнет допрашивать меня дальше, я приказываю: — Хорошо, покажи мне, что ты помнишь все мои вчерашние труды.
— Твои труды? — Она встает со стоном. — Это я пару десятков раз ударила кулаком по воздуху.
— Да, и мне было очень больно на это смотреть.
Я кладу руку ей на спину, чувствуя, как покачиваются ее бедра при каждом шаге. Пытаясь не обращать внимания на это отвлечение, я веду ее к обитой стене, за которой когда-то скрывалась полка с оружием.