Ива выглядит притягательно, ее листья шелестят под легким ветерком. Я пробегаю глазами по каждой поникшей ветке. По каждому корню, пробивающемуся сквозь грязь. Каждый дюйм красив и силен.
Я протискиваюсь сквозь завесу листьев и ступаю под дерево, которое посещаю так часто, как позволяет жизнь, но всегда в этот день с липкой булочкой в руках. Я провожу пальцами по шершавой коре ствола, следуя знакомым бороздкам.
Вскоре я занимаю свое обычное место под возвышающимся деревом, перекинув руку через подставленное колено. Балансируя тарелкой на особенно крупном корне, я достаю из кармана маленький спичечный коробок.
— В этом году я не смог найти свечу, извини. — Я чиркаю спичкой, глядя на маленькое пламя, которое теперь трепещет на палочке. — Так что придется обойтись этим.
Я втыкаю спичку в центр липкой булочки, слегка улыбаясь жалкому зрелищу. Я некоторое время смотрю, как она горит, как она окрашивает массивное дерево в мерцающий свет.
Затем я опускаю взгляд на землю рядом с собой и провожу рукой по мягкой траве.
— С днем рождения, А.
Я задуваю импровизированную свечу, позволяя темноте поглотить нас целиком.
Глава 1. Пэйдин
Моя кровь полезна только в том случае, если ей удается оставаться в моем теле.
Мой разум полезен только в том случае, если ему удается не заблудиться.
Мое сердце полезно только в том случае, если оно не разбито.
Что ж, похоже, я стала совершенно бесполезна.
Мой взгляд скользит по половицам под ногами, блуждая по истертому дереву, покрывающему всю длину дома моего детства. Один только вид знакомого пола навевает на меня воспоминания, и я стараюсь прогнать мимолетные образы маленьких ножек в больших ботинках, которые вышагивают в такт знакомой мелодии. Я трясу головой, пытаясь избавиться от воспоминаний, несмотря на то, что мне отчаянно хочется остаться в прошлом, видя, что мое настоящее сейчас не самое приятное.
...шестнадцать, семнадцать, восемнадцать...
Я улыбаюсь, не обращая внимания на боль, которая щиплет кожу.
Нашла тебя.
Моя походка нетвердая и скованная, ноющие мышцы напрягаются с каждым шагом к кажущейся нормальной половице. Я падаю на колени, прикусывая язык от боли, и царапаю дерево испачканными кровью пальцами, на которые изо всех сил стараюсь не обращать внимания.
Пол, похоже, такой же упрямый, как и я, отказывается сдвинуться с места. Я бы восхищалась его стойкостью, если бы он не был чертовым куском дерева.
У меня нет времени на это. Мне нужно выбраться отсюда.
Из моего горла вырывается разочарованный стон, прежде чем я, моргнув, смотрю на доску и выпаливаю: — Могу поклясться, что ты — секретный отсек. Разве ты не девятнадцатая половица от двери?
Я смотрю на дерево, пока истерический смех не срывается с моих губ, и я откидываю голову назад, чтобы потрясти ею перед потолком. — Чума, теперь я разговариваю с полом, — бормочу я, еще одно доказательство того, что я схожу с ума.
Хотя, похоже, мне больше не с кем поговорить.
Прошло четыре дня с тех пор, как я вернулась в дом своего детства, призрачный и полумертвый. Но и разум, и тело еще далеко не исцелились.
Может, я и уклонялась от смерти с каждым взмахом королевского меча, но в тот день после последнего Испытания ему все же удалось убить часть меня. Его слова резали глубже, чем это мог сделать его клинок. Он издевался надо мной, дразнил меня, рассказывал о смерти моего отца с улыбкой на губах.
— Разве ты не хотела бы узнать, кто убил твоего отца?
Дрожь пробегает по позвоночнику, а холодный голос короля эхом отдается в моем черепе.
— Скажем так, твоя первая встреча с принцем произошла не тогда, когда ты спасла Кая в переулке.
Если предательство — это оружие, то в тот день он одарил меня им, вогнав тупое лезвие в мое разбитое сердце. Я выдыхаю, отгоняя мысли о парне с серыми глазами, такими же пронзительными, как меч, который я видела, как он вонзил в грудь моего отца столько лет назад.
Пошатываясь, я поднимаюсь на ноги и перекладываю свой вес на соседние половицы, прислушиваясь к характерному скрипу и бездумно вертя серебряное кольцо на большом пальце. Мое тело болит во всех частях, а кости кажутся слишком хрупкими. Раны, полученные во время последнего Испытания и поединка с королем, были обработаны наспех, в результате трясущихся пальцев и беззвучных рыданий, из-за которых мое зрение расплылось, а швы стали неаккуратными.
Доковыляв от Чаши-арены до Лут-Аллеи, я наткнулась на белую хижину, которую называла своим домом, а Сопротивление — штаб-квартирой. Но меня встретила пустота. В тайной комнате под моими ногами не было знакомых лиц, и я осталась ни с чем, кроме боли и замешательства.
Я была одна — и оставалась одна, — оставленная разгребать беспорядок, который представляет собой мое тело, мой мозг, мое кровоточащее сердце.
Дерево подо мной стонет. Я ухмыляюсь.
Я снова на полу, раздвигаю балку, чтобы открыть теневой отсек под ней. Качаю головой, я бормочу: — Это девятнадцатая половица от окна, а не от двери, Пэй...
Я тянусь в темноту, пальцы сжимают незнакомую рукоять кинжала. Сердце болит сильнее, чем тело, хочется ощутить на ладони закрученную стальную рукоять отцовского оружия.
Но я предпочла пролитие крови чувствам, когда вонзила свой любимый клинок в горло короля. И единственное, о чем я жалею, — это то, что он нашел его, пообещав вернуть только тогда, когда вонзит его мне в спину.
Пустые голубые глаза моргают, глядя на меня в отражении блестящего лезвия, я поднимаю его на свет, и это пугает меня настолько, что я останавливаю свои ненавистные мысли. Моя кожа вся в порезах. Я сглатываю при виде глубокой раны, тянущейся по моей шее, и касаюсь пальцами неровной кожи. Тряхнув головой, я засовываю кинжал в сапог, убирая вместе с ним свое испуганное отражение.