«Может, понял, что струсили мы, что боюсь я за свой обоз, и вот пожелал показать, что совсем не разбойничает, что не надо бояться».
— Вот бы дружбу завести с таким человеком, — сказал Захар.
— Что ты! — отозвался Иван.
— А чем же плохо?
— Твое дело: я бы не рискнул. — И добавил как бы в оправдание: — А у нас соседи славные, так почему бы не дружить.
— А я слыхал, вы у них землю отымаете?
— Не затрагиваем, напраслина! Дашь ему чая, он на лето поляну продаст, сено скосим. Только Акинфий — они жалуются — обижает. Межу будто показывает не там... — осклабясь, сказал старик потихоньку и виновато, словно боясь, что даже здесь, в лесу, Акинфий услышит. — У него зять — ярославец. Был коробейник, грамотный, а теперь вот второй год женился и поселился в нашей деревне. Они с тестюшкой доносы на башкир пишут и возят в город, доказывают, что башкиры землей неверно володают.
Глава 3
ПОМОЧЬ
В полуверсте от поселка тройка нагнала седого деда с топором за лыковой опояской. Когда тарантас поравнялся с ним, старик снял шапку, поклонился Захару.
— Откуда, дедушка?
— Под Малиновые кручи ходил, нынче у «верхового», у Оголихина, помочь.
Оголихин был старшим из мастеров, «верховым», как его называли, и, по сути дела, управлял всем заводом.
— Рубили бревна для заплота... — продолжал дед. — Новую избу ему ставим... А ты из города, что ль?
— Из города, — ответил Булавин. — Чего в заводе, все ли благополучно?
— Слава богу, все спокойно.
— Залезай в тарантас, подвезу.
Иван обернулся, поглядел на старика.
— Придержи коней, — велел купец.
Дед, путаясь в долгополом армяке, полез в короб.
— Чего это он тебя с помочи рано отпустил?
Старик уселся поудобнее, вытянул босые ноги, потом обернулся к Захару и деловито возразил:
— Другие еще и завтра домой не уйдут. А я топорик со вчерашнего дня поточил, да и работал с самой зари. К полудню еще разок поточил, да опять работал. Глядишь, и урок справил.
— Ветки, что ль, срубал?
— Пошто ветки? — обиделся старик. — Самые боровицы валил. Васейка Максим Карпыч мужикам сказал: мол, гляди, как водяной лесины сшибат.
Дед Илья уж много лет как был переведен от кричных молотов на легкую работу — подавать воду для работы колес, за что его и прозвали «водяным».
— Смотри, тебя Оголихин-то обратно к молотам поставит. Старик, мол, еще крепкий, ранее молодых уроки в лесу справляет. А нынче, говорят, на кричных того мастерства уж нет.
— Э-э, зря говорят! — Старик снял шапку, утер потную лысину. — Нынче на заводе такой мастер работает, что еще никогда такого и не было. Он когда кует полоской-то, как игрушкой играет — одно загляденье! У него и железо-то получается не то, что у нас.
— Ты о Гурьяныче, что ль?
— О нем о самом.
— Ну, вот только что он! А другие-то так себе...
Берегом глубокой размывины тарантас подъезжал к поселку. За оврагом на возвышенности тесно лепились друг к другу бревенчатые избушки с прирубными сенями и бревенчатыми заборами.
Окошечки в избенках маленькие, квадратные, с широким одностворчатым ставнем.
— Гляди, какие хоромы Максим Карпыч воздвигает!
Захар стал смотреть в сторону, куда показал дед.
— Вон какой вылез!
Из-за изб подымалась крыша нового дома. По ней лазали мужик и мальчонка. Они набивали на балки железные листы.
— Быстро отстроил, — я на ярмарку уезжал, только еще сруб начал ставить.
— Всем заводом работаем. Максим Карпыч все торопит. Каждый день помочь да помочь... В очередь артельно ходим. Видишь, и до меня, старика, добрался.
— Угощает за помочь или задаром? — вмешался в разговор ямщик.
— Когда как. Ежели заплотник вовремя на место доставят, сказывал, будет угощать, — старик горько ухмыльнулся. — А когда не угощает. Знаешь кулачище-то у него! — И с сожалением добавил: — Этак ему дом-то задаром поставили. Выбивает из народа этот дом. Колотит мужиков. На побоях растут хоромы-то.
— Вроде барщины! — возмутился Иван. — Какая же это помочь?! У нас на селе помочь — дело соседское, полюбовное. Избу ли строить, пашню ли убирать, враз соберем мир. Кто сам не выйдет, батраков пошлет. А это какая помочь? — махнул рукой Иван.
— Кабала! — сокрушался «водяной». — Да мне што! Я старик — все стерплю. Пусть-ка другие стерпят. Я не такое видал!.. У нас в заводе говорят: «Вот тебе и воля! Заместо барина на своего мужика батрачь». Барин-то на этакие проделки не пускался. И все грозит: мол, я вас кормлю, платы с вас за пользование заводской землей не беру и земли ваши, мол, не обмериваю. Век мне будете благодарны.