При виде нас, довольных и повиливающих хвостами, слон что-то бурчал себе под нос. Мне казалось, он говорил: «Ох, бедняги, даже не представляют, что их ждёт». Но я не был уверен, что расслышал всё правильно. Только четыре дня спустя мы наконец поняли, почему он так нам сочувствовал.
Зазвучала очень громкая музыка, и стали приходить люди: молодые, как те, которых мы видели в грузовиках, и постарше, от которых пахло свиньями, овцами и курами, картошкой и кукурузой, навозом и потом. Они расхаживали туда-сюда вдоль нашей клетки, а иногда приседали на корточки, чтобы рассмотреть нас получше. Некоторые смеялись над нами, широко раскрывая свои беззубые рты, брызгая слюной и выпуская вонючие винные пары. Многие спорили между собой, плевались, оскорбляли друг друга. Толстая лохматая женщина собирала деньги и объявляла:
— Четыре отличных пса! Четыре против одного!
— Делайте ставки, господа! Делайте ставки! — выкрикивал горбатый мужчина.
Из своей клетки мы видели, как люди рассаживаются на стульях вокруг арены, загороженной решётками. Что они собирались там смотреть? Арена была совершенно пуста. Там не было даже пола — просто земля.
Когда все ряды заполнились, люди начали кричать. Они кричали так громко, что заглушали музыку. Я не знаю, чего они хотели. Единственное, что я помню, — мы сильно занервничали. Мята выла. Бродяга пытался просунуть морду между железными прутьями, как будто надеялся выбраться наружу. Локомотив лаяла как бешеная. Слон притворялся, что не смотрит на нас, хотя я понимал, что на самом деле он за нами наблюдает и переживает.
Появились четверо мужчин с палками. Они просунули палки между прутьями нашей клетки, подняли клетку вместе с нами, отнесли её на арену и оставили там. Я подумал, что нам тоже позволят насладиться представлением. Но вокруг по-прежнему не было ничего, кроме пустой площадки, загороженной решётками, и людей по другую сторону решёток.
Мы почувствовали запах бородача, и в следующий момент он оказался прямо над нами — расхаживал по крыше клетки. Наконец он открыл дверь. Между нами и ареной больше не было преград. Мы могли бежать, что и сделали незамедлительно. И как только мы выбежали из клетки, дверь защёлкнулась позади нас.
Арена пахла смертью. И ещё ужасно воняло тем животным, которого мы так и не смогли разглядеть в клетке, накрытой грязными тряпками.
Люди встретили нас ещё более громкими выкриками, свистом, аплодисментами. Мы смотрели на них, ничего не понимая. Столько людей, столько запахов, столько криков в нашу честь и возбуждали нас, и наводили страх. Чтобы хоть как-то отвлечься, мы носились по площадке, прыгали туда-сюда, гонялись друг за другом.
— Почтеннейшая публика! — снова заговорил бородач. — Четверо псов против льва! Смертельная схватка! Шоу начинается! Пусть победит сильнейший!
Решётка таинственной клетки открылась, и появился вонючий зверь. Он грозно рычал.
Публика будто сошла с ума. Одни вопили во всю глотку:
— Лев, давай, разорви их в клочья! Сожри скорее!
Другие кричали:
— Да здравствуют псы!
А мы умирали от страха.
Разъярённый лев выскочил на арену и уставился на нас. Даже от одного его взгляда мне стало больно. И я сам себе придумал спасение: мысли понесли меня прочь от арены, пахнущей страхом и смертью, к запахам свежей травы, моря, моей дорогой Янинки... Следом за запахами мне вспомнился звук, с каким я скрёбся лапами в окно Янинкиной комнаты.
Это случилось после того, как родился Мирек. К тому времени Янинка уже научилась ходить. Она ковыляла к колыбельке брата и хваталась за неё, чтобы не упасть. Я повторял за ней: становился на задние лапы, опирался на колыбельку и лизал Мирека. Но однажды мы опёрлись одновременно, люлька не выдержала и перевернулась. Малыш упал на пол и громко заплакал.
Тем вечером мужчина, что пах табаком и краской, и женщина, что пахла цветами и пирогом, долго разговаривали, посматривая на меня. Было яснее ясного, что говорят обо мне. Они легли спать позже обычного, а когда перед этим женщина пришла подлить воды в мою миску, то не погладила меня и не пожелала спокойной ночи, как делала раньше.
На следующий день мужчина заставил меня поехать с ним на трамвае. Трамвай трещал, шумел и время от времени выбрасывал искры. Мы пересекли весь город и приехали к тому дому на окраине, запах которого я не забуду никогда. Потому что это дом, где я родился. Он был заполнен собаками всех пород и размеров, и все они начали выть, рычать и лаять, когда поняли, что я вернулся.