Пожилая женщина была не против, чтобы Мирек жил с нами. В тот день, когда он приехал к нам с чемоданом, чтобы остаться насовсем, я лизал, лизал и лизал его лицо и никак не мог понять, почему оно было солёным. Теперь я знаю и то, что слёзы на вкус солёные, и то, что люди иногда плачут от счастья. Наши четверо малышей тоже хотели лизнуть Мирека в лицо, но едва дотягивались до его носков.
Вот Мирек и Янинка мчатся на велосипедах. В корзинках у них Локомотив, Острый, Вонючка и Бродяга, а мы с Мятой бежим рядом.
Сейчас уже не мы, а наши щенки резвятся в саду между развешанными простынями, гоняются за своей тенью или струёй воды из шланга. Но мне по-прежнему нравится лечь на спину, и чтобы дети щекотали мне живот пальцами босых ног. И я всё ещё люблю пожевать педаль велосипеда Янинки.
Иногда я нежусь на солнышке и мечтаю о том, как было бы здорово записать нашу историю. Но мы, собаки, не умеем ни писать, ни говорить.
А иногда мне кажется, что Янинка всё понимает. Она часто пишет что-то в своей тетрадке, на обложке которой нарисована чёрная собачка. Может, это и есть наша история, которую моя девочка пишет за меня?
Раз уж читать я не умею, я просто кладу лапу на первую страницу и представляю себе, что там написано:
Однажды холодным утром я бежал вдоль реки и вдруг почувствовал слабый запах Янинки.
