Мята лаяла, призывая нас нападать всем вместе, как делают волки. Но каждый ждал, что другой укусит кабана первым, и тогда уж мы все бросимся в атаку.
Кабан упёрся передними ногами в землю и зарычал. Мята кинулась к нему, а он взвыл так громко и страшно, что мы отпрянули. Его рык был похож на скрежет ржавого железа. Из его пасти шёл пар. Он наклонил голову и оскалил зубы. Шерсть у него встала дыбом, глаза заблестели, и вдруг он бросился на меня! Кабан собирался разорвать меня в клочья, как какого-нибудь несчастного зайца.
Мир вокруг наполнился запахом разъярённого животного, запахом страха. Я отпрыгнул в сторону и кое-как увернулся, а чудище бросилось дальше, прямо туда, где был Острый. Мы кинулись врассыпную.
Я не знаю, умер ли Острый там, в лесу, или смог добраться до города. Лично я предпочёл бы проститься с жизнью на городских мусорках, а не в диком лесу, охотясь на клыкастых зверей. Но в городе поджидал мясник, туда нам было нельзя.
Я бежал по лесу, пока не выбился из сил. Локомотив, Бродяга и Мята неслись за мной. Они громко лаяли, на ходу спрашивая меня, куда это я собрался. Я пролаял им в ответ, что бегу неизвестно куда, лишь бы подальше отсюда.
Глава 8. Обманутые, верёвкой стянутые
Лес вдруг закончился, и мы оказались возле дороги. А поскольку дороги всегда ведут к людям, а у людей всегда есть чем подкрепиться, мы двинулись дальше. Каждый из нас принюхивался, чтобы снова не оказаться нос к носу с мясником или дикой зверюгой.
На пути появлялись грузовики, заполненные людьми и теми длинными штуками, которые издавали звуки, похожие на взрывы петард. Люди в грузовиках пахли бомбами, консервными банками, страхом, кровью и потом. На них была странная одежда: грязная, вся в пятнах от земли и травы. С головы свисали какие-то сетки, в которых запуталась трава. Тем не менее мы быстро поняли, что они не опасны и не собираются пускать в ход длинные штуки. Они просто смотрели на нас, грустные, уставшие, и проезжали мимо.
Грузовики всё ехали и ехали по шоссе, а мы всё шли и шли по обочине. Нам попадались сожжённые брошенные дома, пахнувшие дымом и горем. Лапы болели, хотелось пить и есть, так что в конце концов пришлось передохнуть. Измученные, мы улеглись на землю и принялись скулить, готовые остаться здесь навсегда. Будь что будет.
И вдруг мы учуяли его — запах свежего мяса! Из последних сил мы побрели вслед за ним. Запах цеплялся за деревья, перепрыгивал через овраги, спускался в глубокие долины, пересекал кукурузные поля, пробирался сквозь густые заросли и наконец вывел нас на поляну. Огромные куски мяса лежали прямо перед нами! Мы набросились на них — и прежде, чем успели что-либо понять, все четверо взмыли вверх. Мы залаяли и завыли. Странная смесь из шестнадцати лап и четырёх оскаленных ртов... Мы болтались, как одна большая колбаса, которую подвесили в сетке на высоком дубе.
Вскоре к нам подбежали мужчина и женщина. Он был с бородой и горбом, она — толстая и лохматая.
— Сразу четверо! — закричала толстуха.
— Вот так повезло! — закричал бородач.
Из сетки нас переместили в клетку, прутья у которой были шириной с мои лапы. Я и представить себе не мог такого жуткого места, как эта железная конура. Её погрузили в кузов грузовика, и тот ещё долго вёз нас по пыльной дороге, трясясь и раскачиваясь.
Мы с недоумением переглядывались. Что происходит? Всё случилось слишком быстро: вот только мы бежали на запах свежего мяса, потом вдруг оказались вздёрнутыми в сетке, а теперь неслись на бешеной скорости в грузовике. За рулём сидел бородатый мужчина, рядом пристроилась толстая женщина. Они с улыбкой оборачивались на нас и радостно повторяли:
— О да! В субботу устроим представление! Самое настоящее!
Мы высовывали носы из клетки, принюхивались как только могли, но ничего не понимали. Рядом стояла ещё одна клетка — большая, завешенная грязными тряпками, — и было неясно, есть ли кто-то внутри. Но в кузове находилось ещё одно животное: серого цвета, с ушами величиной с дверь грузовика, ногами толщиной с древесный ствол и длиннющим мягким носом.