Выбрать главу

— Ты, Панакес, не посещаешь церковные службы, — продолжал епископ, поедая тем временем виноград, — поэтому я весьма мало знаком с тобой. А хотелось узнать побольше. Сколько тебе лет, Панакес?

Аптекарь промолчал.

— По виду, тебе лет сорок, может, пятьдесят… — епископ выплюнул на ковёр косточку. — В Хорбург ты прибыл, как мне говорили, шестнадцать лет назад. Так?

— Вы осведомлены в этом гораздо лучше меня, Ваша святость.

Герцог молча рассматривал аптекаря, что-то взвешивая в уме.

— А до этого ты жил в Дракополисе. А до этого — в Квентовице. И везде ты жил подолгу. И вот мы теперь с герцогом не поймём — сколько же тебе лет?

Епископ Валериус доел виноград, положил ободранную кисть на серебряное блюдо рядом на столе и вытер шёлковым надушенным платочком руки.

— Говорят, ты продал душу дьяволу, — ласково промурлыкал он после этого.

Уже двести лет на главной площади Хорбурга никого не сжигали, неужели вновь возвращаются тёмные времена? Впрочем, лицо аптекаря, хотя и нахмуренное, не выказывало признаков большого беспокойства.

— Вздор, конечно! Мы же все образованные люди, ну кто в такое поверит? — епископ всплеснул пухленькими ладошками. — Тем более, если бы ты действительно продал душу нечистому, как могли бы твои снадобья помогать добрым христианам, жителям нашего славного города?

Герцог молча кивнул.

— Другие говорят, что ты открыл секрет бессмертия, что у тебя есть философский камень, который дарует тебе как сказочное богатство, так и бесконечную жизнь.

— Ерунда, — отозвался наконец аптекарь. — Философский камень — это всего лишь легенда.

— Да, Панакес, я тоже так думаю, — поддержал его епископ. — Вообще, эти россказни про бессмертие… люди просто боятся смерти, боятся геенны огненной, боятся справедливого возмездия за все свои грехи, вот и выдумывают чёрт знает что!

Епископ Валериус с блаженной улыбкой на лице замотал головой. Весь вид его говорил о том, что от геенны никто не спасётся.

— К делу, — тихо приказал герцог.

— А третьи говорят… — начал было епископ, да закашлялся.

Вильхельм снова зашептал кузену на ухо, но тот отмахнулся.

— Панакес, — вкрадчиво начал епископ, вдруг переменив тему, — ты патриот города, в котором живёшь?

Аптекарь не ответил.

— Мне кажется, твоё дело процветает, — скрипел дальше епископ Валериус, — ты даже собрался жениться. Твой будущий тесть — уважаемый житель Хорбурга, уже много поколений его семья живёт здесь. У тебя, конечно же, родятся дети, которые будут называть своей родиной Хорбург…

— Ближе к делу, — Гай Легурт начал проявлять признаки нетерпения.

Епископ погладил украшенный бриллиантами крест на своей груди и продолжал:

— Город, в котором ты живёшь, который дал тебе всё, что у тебя есть, Панакес, этот город в опасности. Ты ведь знаешь, что сейчас идёт война? Ну конечно же, знаешь, ведь ты неплохо зарабатываешь на поставках для нашей доблестной армии! Но война затягивается. Несколько месяцев лежать в грязи вокруг этого мерзкого Вальбурга — это уже слишком! Нужно заканчивать.

Герцог кивнул. Аптекарь тоже.

— И я думаю, что ты нам можешь помочь, Панакес.

— Как? — аптекарь улыбнулся. — Я не могу дать приказ войскам к отступлению.

Гай Легурт нахмурился. Вильхельм Бастард метнул недобрый взгляд.

— Нет, ну что ты! — захихикал епископ, жирное дряблое тело затряслось, словно студень. — Мы эту войну выиграем. И, надеюсь, с твоей помощью.

— Ваша святость, Вы что-то перепутали.

— А третьи говорят, что аптекарь Микаэль Панакес из города Хорбурга — не кто иной, как Эль Сабуб, упоминаемый в старинном манускрипте “De muscis”.

— Чушь! — вырвалось у Панакеса. — Не существует никакого Эль Сабуба. А эта рукопись, о которой вы говорите — подделка.

— Ещё у нас есть свидетельство Гамли из Квентовица, записанное перед его смертью…

— Советую не делать резких движений, — раздался звучный голос герцога. — На тебя, Панакес, нацелено пять самострелов, а кроме того — пистолет у меня в руке.

— Пули не сделают меня более сговорчивым, — резко ответил аптекарь.

— Я осыплю тебя золотом, Эль Сабуб, — Гай Легурт отложил пистолет на стол, рядом с серебряным блюдом и бокалами. — Ты сможешь закрыть свою аптеку и больше не помогать людям, которых на самом деле, насколько я знаю, ты недолюбливаешь.

— Я никогда ничего не делал ради денег…

Вильхельм снова начал нашёптывать, герцог бросил многозначительный взгляд на епископа.

— Именем твоего хозяина заклинаю тебя, Эль Сабуб! — завопил вдруг епископ Валериус, соскочив с кресла. Уж никак нельзя было заподозрить в нём такой прыти. Перед собой он выставил какую-то книгу в переплёте из чёрной кожи. И это явно было не священное писание.

В то же мгновение вскочил и аптекарь.

— Прекратите! — крикнул он. — Нет у меня никакого хозяина! Нет у него никакой власти надо мной!

Изумрудные глаза Панакеса яростно сверкали, и так большие от природы, сейчас они стали ещё больше. Ноздри аптекаря трепетали от гнева. Епископ Валериус, надо сказать, при вспышке аптекаря порядком струхнул, книга в его руках дрожала.

— Спокойно! — сказал Гай Легурт. — Договоримся по-хорошему.

— Не думаю, что у Вас есть то, что Вы могли бы предложить мне, Ваша светлость, — аптекарь вновь сел, но во всей его позе чувствовалось напряжение.

Епископ налил себе вина в кубок и крупными глотками осушил его.

— Разве? — герцог сделал удивлённый вид. — Я вот вижу перед собой две чаши весов. На одной — твоя, Панакес, спокойная жизнь, семья, дети, благополучие, идиллия, одним словом. На другой — твоё очередное изгнание, твоё имущество уйдёт в мою казну, твоя невеста станет моей наложницей…

Аптекарь побледнел.

— А потом, когда она мне надоест, я её убью, — добавил Гай Легурт.

Епископ зачавкал сочным яблоком, делая вид, что происходящее здесь его не касается. «Флёр, Флёр, Флёр!» — звучало в голове у аптекаря. Как же он мог забыть о том, что есть на свете человек, ради которого он готов на всё! Который любит его и которого любит он сам!

— И какая чаша перевесит — зависит от тебя. Всего лишь маленькая услуга… — закончил герцог с кривой ухмылкой.

— Меня зовут не Эль Сабуб, — тихо и медленно проговорил аптекарь. — Меня зовут Микаэль Панакес.

Улыбка сошла с лица герцога, однако появилась вновь, когда он услышал:

— Что я должен сделать?

* * *

Вчетвером они прошли в другую комнату, поднялись на чердак (Вильхельм Бастард предварительно отпирал внушительного вида замки на дверях и решётках) и оказались в алхимической лаборатории. Колбы, реторты, перегонные аппараты и многое другое — всё было так знакомо аптекарю. И в то же время от всего этого веяло запахом смерти и гнили.

— Вы хотите, чтобы я отравил колодцы Вальбурга? — устало переспросил Панакес.

— Разве это так сложно? — герцог улыбнулся. — После этого городские ворота откроют, и жители сдадутся на мою милость. Даю тебе слово, никаких показательных казней не будет. Небольшая контрибуция, удовлетворение моего честолюбия — большего мне не надо.

— Уверен, Панакес, у тебя в кладовках множество отравляющих веществ, — сказал епископ Валериус, натягивая на руки длинные резиновые перчатки, — но у нас есть кое-что особенное…