– Почему же вы, милая барышня, не сидите со своими друзьями в беседке? Там у вас, кажется, очень весело.
– У меня что-то немного голова разболелась, – с улыбкой ответила я.
– У него тоже болит голова, – сказал он, подмигивая, и указал на свой член.
И сразу после этого обмена репликами он обхватил меня за бёдра, опрокинул навзничь, и я, будучи к этому моменту весьма подвыпившей, растянулась на траве, а он – на мне. В два счёта замечательный хвост извозчика оказался у меня внутри. Мне доставило удовольствие прямо за спиной у Ксандля уступить домогательствам бравого кучера. Он был такой же простой человек, как мои братья и, вообще, люди, которые проживали в нашем доме, и на его долю тоже должно было что-нибудь перепасть. Я совершенно не сопротивлялась, и он был наверху блаженства.
– Вот так... правильно... давай-ка сюда свою тёрочку... а-а-ах... какая шершавая, прямо насосик... и жадненькая, что твой пудель... прекрасная жизнь, должно быть, у супруга-то... вот так... правильно... только обточим маленько... один раз не считается... не правда ли, он глубоко входит... киска ты моя, маленькая... о господи, мокрый уже совсем ... а-а-а-ах, у-у-у-ух... это ведь не всегда должен быть богатей... а я, знаешь ли, с лошадьми умею хорошо сладить... сейчас... сейчас... приподними-ка ещё чуточку свой задок... о-о-о-о...
В тот же миг я почувствовала, как его сперма ударила мне внутрь, как кипяток, горячо, быстро и резко. Это было похоже на выстрел. Потом он помог мне подняться. Я привела свои юбки в порядок, в то время как он снова надел на голову свой блестящий цилиндр, лежавший в траве. Уходя, я помахала ему через плечо, в ответ он приподнял цилиндр и негромко крикнул:
– Целую ручку, вознагради тебя бог, желаю и дальше приятного развлечения!
Когда я вернулась к остальным, они были уже изрядно пьяны и кричали, перебивая друг друга. У Штеффи – блузка её была нараспашку – упала брошь, и она собиралась найти её под столом. Лехнер сказал, что хочет помочь ей в поисках. Он вынул из садового подсвечника свечу и правой рукой держал её под столом, опираясь о край столешницы левой. Штеффи ползала под столом и хихикала. Вдруг она так больно ущипнула меня за икру, что я наверно бы отскочила, однако она крепко держала меня и потянула вниз. Заглянув под стол, я поняла, что события приняли нешуточный оборот. Штеффи стояла под столом на четвереньках, задрав юбки до пояса, а Лехнер размягчённым концом свечи водил туда-сюда в её смокве, так что наша Штеффи от сладострастия стиснула зубы. Тут и меня опять сразу разобрало желание, однако для двух дам здесь, внизу, места не было. Тогда я сделала вид, что привожу в порядок бант на туфле, и, по крайней мере, понаблюдала за сей живописной сценой. На Штеффи как раз накатывало, а Лехнер в странной позе столь комично покачивался взад-вперёд, что Бирнекер спросил:
– Что, это тебя свеча так дёргает?
Штеффи закатила глаза, откинула голову и увидела между широко расставленными ляжками коптильщика прямо перед собой туго натянутую ширинку, с которой чуть пуговицы не отскакивали. Она мигом расстегнула ширинку, и сжатая пружина Ксандля тотчас выпрыгнула ей в рот. Она лизала, сосала и чмокала, но наверху едва ли что-нибудь слышали, потому что Ксандль с Вамбахером наперебой рассказывали один другому анекдоты. Таким образом, я до поры до времени вынуждена была сидеть спокойно. Вамбахер и Бирнекер почти расплющили меня, так тесно мы уже сидели рядом друг с другом. Чтобы мне не слишком сильно помяли подол, я, усаживаясь за стол, подняла его, и теперь правая рука Бирнекера щекотала мне сверху ложбинку между ягодицами, тогда как Вамбахер мял мою левую грудь, отчего сосок просто огнём горел. Мне ужасно хотелось тоже принять участие, и я не могла дождаться, когда настанет мой черёд. Наконец – мне показалось, что прошла вечность – лицо моего Ксандля на противоположном конце стола вдруг покраснело ещё сильнее, и он, будто поперхнувшись, отпил из бокала глоток вина. Лехнер незанятой рукой участливо похлопал его по спине и сказал:
– Знаешь, всегда хорошо откашляйся после оргазма!
Штеффи, совершенно разгорячённая и со слезами на глазах от душившего её хохота, снова выбралась наверх со словами:
– Не думала, что искать брошь такое утомительное занятие!
Но теперь вниз забралась я, там опустилась на корточки и взяла в рот кол Вамбахера, уже опять благополучно стоявший. А в руку я взяла хвост Бирнекера, этот, правда немного обвис, однако я быстро сумела его взбодрить и привести в чувство. Лехнер наклонил голову под стол и попросил:
– Ты и про меня не забудешь, не правда ли, Пепи? А то во мне всё прямо бурлит и клокочет!
Задача оказалась довольно сложной, ибо мне пришлось изловчиться и протянуть другую руку назад, чтобы поймать его хвост, до сих пор действительно ничего не получивший. Он пульсировал у него так судорожно, что мне казалось, будто в руке у меня змея. Кончиком языка я облизала огромный жёлудь Вамбахера, потом целиком взяла его в рот и принялась двигать головой, всё время захватывая при этом всю крайнюю плоть, что всегда, я знаю, Ксандля тоже приводило в состояние крайнего возбуждения. Две другие шишки я весьма неторопливо растирала руками и очень сожалела о том, что у меня на спине нет глаз, чтобы одновременно смотреть на член Лехнера. А тот у меня за спиной, похоже, разгулялся на славу, ибо я вдруг ощутила прямо у себя между лопатками обжигающе горячие брызги, это на Лехнера накатило так мощно, что он залил мне сзади всю блузку. На переднем плане соус Бирнекера протёк мне в рукав до самого локтя, и, почувствовав, как увлажнилась моя маленькая раковина, я от переизбытка страсти и возбуждения впилась зубами в хобот Вамбахера. Тот инстинктивно сжал ляжки, так что у меня затрещал череп, и я услышала, как он выругался:
– Чёрт побери, теперь у нас под столом завелась какая-то кусачая собачонка!
– Ты, верно, ничего не имел бы против, иметь таких собачек побольше, бедняга! – осклабился Ксандль, и все вокруг во всё горло расхохотались.
Я едва не захлебнулась природным продуктом Вамбахера, который, как раз в этот момент замечательно кончил мне в рот...
Потом все мы снова тесным дружеским кругом весело сидели наверху, усталые, но очень довольные. Ресль подошла к нашему столику, жеманно шелестя юбками и льстиво играя глазами:
– Итак, господа, – промурлыкала она точно кошка, – нам подошло время закрываться, однако для вас уже приготовлена специальная комната...
Во мне эта специальная комната вызывала крайнее любопытство. Ксандль уже неоднократно делал на нее намёки. Через почти опустевший ресторанный сад мы вслед за Ресль прошли в «специальную горницу», стараясь дорогой держаться ровно и не терять равновесия.
Комната была ярко освещена, жалюзи на окнах – опущены. В центре неё располагался длинный, не покрытый скатертью стол, а в углу ещё один, маленький, с всевозможными закусками и несколькими бутылками красного «Фёслауэра». Едва все мы оказались в помещении, как Ксандль, лицо которого уже изрядно налилось синевой, с такой медвежьей силой ухватил красивую хозяйку за титьки, что у неё на спине лопнули завязки передника! Ресль, захихикав, взвизгнула:
– Боже праведный, господин фон Ферингер, что же это вы делаете? Что может подумать обо мне ваша любовница?
– Пеперль? Ах, она не из таких, она и другим тоже капельку позволяет.
В этом он был прав, а, кроме того, я давно уже заприметила, что между импозантной хозяйкой «плодов виноградной лозы» и Ксандлем довольно часто, видимо, случались интимные эпизоды. Ксандль дёргал и рвал её груди, прижимался животом к её красивому, полному заду и потом, под общий смех, оттеснил её к столу и наклонил над ним.